Мы живём в эпоху нелегитимной неолиберальной гегемонии и растущей политической неопределённости. Свидетельства повсюду: граждане разочарованы правящими политическими партиями и традиционным консервативно-либеральным разделением, наблюдается огромное неравенство, подъём альт-правых и рост сопротивления трампизму и финансовому капитализму. Нынешний век полон различных противоречий, и поэтому перед левыми встают цели перестройки общества в духе истинного демократического государства, но социалистическая реорганизация сейчас – более сложная задача, чем когда-либо прежде.
Ноам Хомский и Роберт Поллин встретились, чтобы дать совместное интервью Truthout на тему теоретических и практических проблем социальных, экономических и политических преобразований в США. Возможно, их мысли помогут левым представить альтернативный и реалистичный социальный порядок в эпоху, когда старый порядок умирает, а новый всё ещё зарождается. Ноам Хомский – почётный профессор лингвистики Массачусетского технологического института и лауреат-профессор факультета лингвистики Университета Аризоны. Роберт Поллин – известный профессор экономики и со-директор Института политико-экономических исследований в Университете Массачусетса в Амхерсте. Оба этих мыслителя – первооткрыватели новых представлений о гуманном и равноправном обществе, и их слова могут быть очень полезны сегодня, когда мы, живя в условиях репрессивного режима, мечтаем о новых способах совместной жизни в этом мире.
| |
С. Дж. Полихрониу: Ноам, возвышение Дональда Трампа подняло довольно беспрецедентную волну общественного сопротивления в США. Думаешь ли ты, что в этой стране созрели условия для массового прогрессивно-социалистического движения, и теперь можно поднимать главные политические вопросы, затрагивающие большинство людей, даже бросать вызов фундаментальным структурам полит-экономии США, может даже попробовать изменить их?
Ноам Хомский: Точно, существует волна общественного сопротивления, более значимая, чем в недавнем прошлом, хотя я сомневаюсь в термине «беспрецедентная». Тем не менее, мы не можем игнорировать то, что в области стратегического формирования политики правые доминируют, более того, усиливаются некоторые самые резкие и деструктивные элементы.
И мы не должны игнорировать решающий факт, который уже давно очевиден: ответственное лицо, хотя и постоянно высмеиваемое, добивается блестящего успеха в получении полного внимания СМИ и публики, набирая очень лояльных сторонников среди народа, часто со зловещим привкусом тоталитаризма и культа личности. И сейчас не только трамповские лоялисты призывают закрывать, или хотя бы наказывать прессу, которая «оказывает влияние» или «распространяет фальшивые новости» – т.е. сообщает информацию, которая противоречит Вождю. И многочисленные опросы показывают, что республиканцы не только верят Трампу намного больше, чем ненавистным центральным СМИ, но даже больше, чем своим собственным СМИ, включая крайне-правый канал Fox news. И половина республиканцев поддержит отсрочку выборов 2020 года, если Трамп призовёт к этому.
Надо также отметить, что значительная часть боготворящей Трампа массы считает его «колеблющимся умеренным», и ему нельзя полностью доверять в деле истинной «белой христианской» веры. Недавняя иллюстрация – победа на первичных выборах в Алабаме невероятного Роя Мура, несмотря на противодействие Трампа. «Мистер президент, я тебя люблю, но ты не прав», – так было написано на транспарантах. Победа этого библейского фанатика принудила главных партийных стратегов понять, что «консервативная база ненавидит своих вождей в Вашингтоне также, как она ненавидела президента Барака Обаму», имея в виду лидеров, которые настолько правые, что нужен мощный телескоп, чтобы определить их положение на краю политического спектра.
Потенциальная сила ультраправого нападения на крайне-правых очевидна из того, что Мур потратил на выборы около 200 тыс. долларов, по сравнению с протеже Трампа – крайне-правым Лютером Странжем – который получил от Республиканской партии и других крайне-правых ресурсов 10 млн. долларов. Во главе ультра-правых стоит Стив Бэннон – одна из самых опасных фигур, которые выдвинусь вперёд в последние годы. Им предоставлена огромная финансовая помощь семьи Мерсер, а также информационная поддержка Breitbart news и других лоялистских пропагандистских пузырей.
Государство сейчас очень сильно, и Республиканская партия выполняет очень зловещую роль. Но близкое будущее пугает ещё больше. Многое было сказано о том, что Трамп вытащил пробку из бутылки и узаконил неонацизм, бешеное белое превосходство, женоненавистничество и другие патологии, которые гнили под поверхностью. Но дело намного хуже. Я не хочу сказать, что обожание Дорогого Вождя – что-то новое в американской политике или ограничивается только вульгарными массами. Тщательно воспитанное почитание Рейгана – аналогичное явление, которое затронуло и интеллектуальные круги. Например, в публикациях консервативного Института Гувера Стэнфордского университета можно прочитать, что «дух Рейгана шагает по стране, наблюдая за нами, как тёплый и дружелюбных призрак». Какое счастье, что нас защищает полубог.
Целенаправленно или по инерции, республиканский шар по сносу зданий служит двухуровневой стратегии. Трамп удерживает центр внимания на себе то одной то другой выходкой, справедливо полагая, что вчерашний скандал заменится сегодняшним. И в то же время, часто невидимо, «уважаемая» республиканская элита урезает правительственные программы, которые приносили пользу всему населению, но не их спонсорам – экстремально богатым и влиятельным олигархам и корпорациям. При этом они систематически критикуют то, что Financial Times называет «плуто-популизмом» – доктрину, которая «проводит политику, приносящую выгоду плутократам, под прикрытием популистской риторики». Хотя эта доктрина и раньше исправно служила. Тем временем, демократические и центристские СМИ помогают сосредоточить внимание на том, разговаривал ли кто-нибудь из окружения Трампа с русскими, и пытались ли русские повлиять на наши «чистые» выборы, хотя, если и было такое влияние, оно чрезвычайно мизерно, по сравнению с влиянием наших финансовых кампаний, не говоря уж о других коррупционных стимулах, которые связаны чрезвычайным богатством и корпоративной властью.
Кажется, что русские саботажники демократии повсюду. Было большое беспокойство по поводу русского вмешательства в последние германские выборы. Этим даже пытались объяснить рост популярности правых националистов, или неофашистов из «Альтернативы для Германии». И оказалось, что этих неофашистов действительно поддерживали из-за границы, но это был не коварный Путин. Русское вмешательство, о котором много говорили органы госбезопасности Германии, так и не материализовалось. На самом деле, в германские выборы вмешались США, оказав поддержку неофашистам. В частности, такую поддержку оказало агентство Harris Media, которое также поддерживало Марин Ле Пен во Франции, Беньямина Нетаньяху в Израиле, и нашего Дональда Трампа. С помощью берлинского подразделения Facebook, которое собрало и проанализировало данные населения, Harris Media обращалось с необходимыми лозунгами к тем слоям населения, которые склонны к ультраправым идеологиям. Это агентство планирует и дальше вмешиваться в европейские выборы.
Тем не менее, это не самое мрачное. Самая захватывающая особенность выборов 2016 – не избрание миллиардера, который потратил столько же денег, сколько его щедро финансируемый неудачный соперник, наслаждаясь горячей поддержкой СМИ. Более поразительным оказался удивительный успех кампании Сандерса, которая внесла диссонанс в столетнюю историю купленных выборов. Эта кампания основывалась на маленьких вложениях и совершенно не поддерживалась СМИ, мягко выражаясь. Несмотря на нехватку ключевых атрибутов успеха в нашей плутократической избирательной системе, Сандерс занял бы первое место в Демократической партии, если бы не махинации партийных вождей. Его популярность не ослабевает, сейчас он – ведущий голос прогрессивных кругов, и его умеренные социал-демократические предложения в стиле Нового курса поддерживаются многими. Эти предложения, которые были нормой во времена Эйзенхауэра, считаются сегодня революционными, поскольку обе партии сильно сдвинулись вправо, а республиканцы стали слишком правыми для нормальной парламентской политики.
Ответвления кампании Сандерса делают ценную работу по множеству проблем (включая избирательную политику на местном и федеральном уровне), которые, к большому несчастью, находились в руках правых республиканцев, особенно при правлении Обамы. Существует также широкая и эффективная мобилизация против расистских и супрематистских патологий, часто во главе с движением «Чёрные жизни имеют значение». Бросая вызов трампизму и общереспубликанскому отрицанию, мощные народные экологические движения успешно работают с экзистенциальным кризисом глобального потепления. Они, наряду с серьёзными усилиями на других фронтах, сталкиваются с высокими барьерами, которые можно и необходимо преодолеть.
— Боб, теперь ясно, что у Трампа нет плана создания новых рабочих мест, и даже его безрассудная экологическая позиция не приведёт к созданию новых рабочих мест. Как должна выглядеть прогрессивная политика занятости, и будут ли учитываться опасения по поводу окружающей среды и климатических изменений?
Роберт Поллин: Центральным местом любой прогрессивной социально-экономической программы должна быть полная занятость с достойными условиями труда и зарплатой. Причины очевидны, начиная с денег. Есть ли в вашей семье работник? И если есть, сколько он получает? Для подавляющего большинства мирового населения ответ на эти два вопроса определяет больше, чем просто уровень жизни. Это не только деньги, ваша работа крайне важна для вашего чувства защищённости и самооценки, вашего здоровья и безопасности, вашей способности содержать семью и ваших возможностей участвовать в жизни общества.
Как добиться полной занятости, и как сохранить это положение? Для любой экономики есть два основных фактора, определяющих, сколько рабочих мест доступно в любой момент времени. Первый – уровень активности (с ВВП, как грубой оценкой, если нет другой меры активности), и второй – какая доля ВВП поступает на трудоустройство людей. Что касается нынешней ситуации, после Великой Рецессии 2008 года, ВВП США слабо рос на 1,3% в год, в противоположность исторической норме 3,3%, которая в среднем была в 1950-2007 годах. Если бы экономика в прошлые десятилетия росла на уровне близком к исторической норме, было бы намного больше рабочих мест – достаточно, чтобы трудоустроить все 13 млн. человек, которые сейчас безработные или частично занятые, согласно официальной правительственной статистике, плюс ещё 9 млн., которых выбросили их этой статистики, начиная с 2007 года.
С точки зрения создания рабочих мест, давайте рассмотрим две важные сферы экономических секторов. Во-первых, вложение 1 млн. долларов в образование приведёт к созданию около 26 рабочих мест в экономике США – это в два раза больше 11 рабочих мест, которые создаются при вложении 1 млн. долларов в военные расходы США. Аналогично, вложение 1 млн. долларов в возобновляемую энергетику и энергоэффективность приведёт к созданию более 16 рабочих мест, а вложение 1 млн. долларов в существующую нефтегазовую энергетику приводят к 5,3 рабочим местам – т.е. создание экологически ориентированной экономики в США приводит к более чем трёхкратному увеличению рабочих мест на доллар, по сравнению с экологически вредной энергетикой. Поэтому политика полной занятости должна фокусироваться на ускорении экономического роста и на изменении наших приоритетов – это два важных примера для расширения образовательных возможностей и создания зелёной экономики, сокращая вооружённые силы и нефтегазовую экономику.
Очевидно, что программа полной занятости должна сосредоточиться на условиях труда, начиная с зарплаты. Главное воздействие неолиберального капитализма на рабочий класс – средняя зарплата неконтролируемых работников в 2016 году была на 4% ниже, чем в 1973 году. И это на фоне почти двукратного роста производительности за тот же самый период. Вся прибыль от роста производительности при неолиберализме присвоена контролируемыми рабочими, а главное – владельцами бизнеса и корпоративными акционерами. Единственное решение здесь состоит в борьбе за усиление рыночной силы рабочих. Нам нужны сильные профсоюзы и защиты рабочих, включая федеральный минимум зарплаты 15 долларов. Такие инициативы нужно сочетать с политикой расширения возможностей занятости. Фундаментальная особенность неолиберализма с самого начала заключалась в уничтожении защиты труда. Сегодня самый агрессивный вариант этой политики мы наблюдаем во Франции так называемого «центриста» Эммануэля Макрона.
Что насчёт изменения климата и рабочих мест? В течение последних двух лет Трамп постоянно заявлял, что политика защиты окружающей среды и борьбы с изменениями климата плоха для рабочих мест и должна быть отброшена. Но это ложная позиция. На самом деле, как я уже говорил, зелёная экономика хороша для рабочих мест, и намного лучше старой нефтегазовой энергетики, которая ведёт планету к экологической катастрофе. Конечно, зелёная экономика не будет хорошей для всех рабочих мест. В частности, работу потеряют работники нефтегазовой индустрии. Но решение тут простое: политика перевода рабочих на новые рабочие места в течение 30 лет. Работая вместе с Жаннет Уикс-Лим, Хейди Гарретт-Пельтиер и Брайаном Калласи, а также с трудовыми, экологическими и общественными организациями в штатах Нью-Йорк и Вашингтон, мы разработали довольно разумные и справедливые программы перехода. В эти программы входит защита пенсий, гарантии повторного трудоустройства, переобучение, поддержка переезда рабочих и помощь затронутым общинам.
Единственным важным фактором, который делает такие инициативы осуществимыми – общее количество затронутых рабочих относительно небольшое. Например, во всей угольной промышленности США работает примерно 65000 человек. Это менее 0,05% от 147 млн. работников США. С точки зрения всей экономики США, это приведёт к минимальным усилиям для перевода рабочих на новые рабочие места. Наконец, очень важно обратиться к решению проблемы стабилизации климата, которое выдвигается слева и противоречит экономическому росту. Проблема в том, что экономический рост при неолиберальном капитализме чрезвычайно несправедлив и экологически опасен. Но ограничение роста – не эффективное решение. Рассмотрим очень простой пример – при этом глобальный ВВП сократиться на 10%. Это сокращение – в пять раз больше, чем то сокращение ВВП, которое произошло во время Великой Рецессии 2007-09 годов, когда уровень безработицы в США удвоился. Но это 10%-ое сокращение глобального ВВП приведёт только к 10%-му сокращению выброса углекислого газа. А как минимум, за 15 лет мы должны сократить выбросы на 30%, чтобы хотя бы стабилизировать климат. Т.е единственно жизнеспособная программа стабилизации климата состоит в широкомасштабных инвестициях в возобновляемую энергетику и высокоэффективную энергетическую систему, которая полностью вытеснит старую систему в течение 30 лет.
— «Владельцы вселенной» добились огромного успеха после финансового кризиса, а дружественная к большому капиталу политика Трампа собирается сделать богатых ещё богаче, и может спровоцировать следующий кризис. Итак, Боб, какая прогрессивная политика необходима, чтобы сдержать деструктивные тенденции финансового капитала?
Роберт Поллин: Классическая книга «Мании, паники и катастрофы» экономиста Чарльза Киндлбергера показывает, что во всей истории капитализма нерегулируемые финансовые рынки постоянно приводили к нестабильности и кризисам. Единственное исключение из этого правила – первые 30 лет после Второй мировой войны с 1946 по 1975 годы. Причина стабильности американского и глобального финансовых рынков в эти годы – они регулировались системами Гласса – Стиголла в США и Бреттон-Вудса в мире. Эти системы регулирования приняты в ответ на катастрофическую Великую Депрессию 1930-х, которая началась с коллапса Уолл-Стрит в 1929 году и поставила глобальный капитализм на колени.
Конечно, крупные игроки Уолл-Стрит всегда ненавидели регулирование, и сначала уклонялись от соблюдения правил, а потом отменяли их. В 1980-90-х они достигли в этом большого успеха. Но полный, официальный упадок системы регулирования 1930-х наступил только в 1999 году при демократическом президенте Билле Клинтоне. В это время почти все ведущие экономисты (включая таких либералов как Ларри Саммерс, который был министром финансов, когда отменили систему Гласса – Стиголла) заявляли, что финансовое регулирование – ненужный пережиток 1930-х. Было написано много фантастики, чтобы «доказать», что крупные игроки Уолл-Стрит – очень умные люди, которые знают, что лучше для них и других, и поэтому не нуждаются в правительственном регулировании, которое учит их, что они должны, а нечего не должны делать. Затем потребовалось менее 8 лет для гиперспекуляций Уолл-Стрит, чтобы ещё раз поставить глобальный капитализм на колени. Единственное, что спасло капитализм в 2008-09 годах от повторения Великой Депрессии – беспрецедентная правительственная помощь Уолл-Стрит.
К 2010 году Конгресс США и президент Обама провели новую серию финансовых регулирований в рамках системы Додда – Фрэнка. В целом, эта система состояла из очень слабых мер, которые пытались ограничить гиперспекуляции Уолл-Стрит. Значительная часть проблемы заключалась в том, что эта система включала много возможностей для игроков Уолл-Стрит в борьбе с неприятными для них законами и в использовании юридических уклонений от их исполнения. Но правительство Трампа по инициативе бывших руководителей Goldman Sachs стремится полностью уничтожить систему Додда – Фрэнка, чтобы позволить Уолл-Стрит действовать без каких-либо финансовых ограничений. Я почти не сомневаюсь, что без ограничений экономика свалится в очередной кризис, и уже сейчас наблюдается рост спекуляций на фондовом рынке.
Что необходимо для создания финансовой системы, которая и стабильна, и поддерживает полную занятость, и обеспечивает экономический рост, и сохраняет экологию? Главная проблема старой системы Гласса – Стиголла состояла в различных степенях регулирования разных учреждений: коммерческих банков, инвестиционных банков, фондовых брокеров, страховых компаний и ипотечных кредиторов, подталкивая умных финансистов использовать эти различия. Поэтому эффективная система регулирования должна руководствоваться несколькими основными предпосылками, которые применяются гибко, но одинаково. Правила должны применяться широко, независимо от объектов, будь то коммерческий банк, страховая компания, хэдж-фонд, частный инвестиционный фонд или другая компания, названия которой ещё не придумано.
Одна из мер для обеспечения и стабильности и справедливости всех сегментов финансового рынка – маленький налог на все финансовые операции – который называют «налогом Робин Гуда». Этот налог должен поднять стоимость краткосрочной спекулятивной торговли и препятствовать спекуляциям. В то же время этот налог не помешает «сдержанным» инвесторам, которые держат активы более длительные периоды времени, так как, в отличие от спекулянтов, они торгуют не так часто. Законопроект под названием «Инклюзивный закон о процветании» впервые был введён в Палату Представителей Китом Эллисоном в 2012 году, а затем – в Сенат Берни Сандерсом в 2015 году, и это именно та мера, которая нам нужна. Другая важная инициатива состояла в так называемых резервных требованиях на основе активов. Эти правила требуют, чтобы финансовые учреждения поддерживали откладывание денег в виде резервного фонда относительно другого, в котором держатся более рискованные активы. Такие требования могут служить для того, чтобы помешать финансовым инвесторам вкладывать большие суммы в рискованные активы, и чтобы создать денежную подушку для спасения инвесторов от рыночных спадов.
Этот стратегический инструмент может также использоваться, чтобы стимулировать финансовые институты направлять кредиты в социальные проекты, например, вкладывая средства в возобновляемую и эффективную энергетику. Эта политика может обеспечить, чтобы, скажем, по меньшей мере, 5% кредитных банковских портфелей направлялись в чистую энергетику. Если банки не выполняют эту 5%-ую квоту, они должны удерживать ту же сумму своих активов в валюте. Наконец, в США и во всём мире необходимы общественные банки развития. Эти банки будут давать кредиты в соответствии с социальными критериями (включая полную занятость и стабилизацию климата), в противоположность разрушению экологии ради получения прибыли. Общественные банки развития сыграли важную роль в поддержке успешных путей экономического развития в восточноазиатских экономических системах.
— Ноам, расизм, неравенство, массовое лишение свободы и оружейное насилие – патологии, которые лежат в основе американского общества. Как прогрессивное правительство стало бы решать эти проблемы, если бы оно пришло к власти в ближайшее десятилетие?
Ноам Хомский: Несомненно, это очень серьёзные проблемы. Для их эффективного решения сначала нужно их понять, а это не просто. Давайте рассмотрим эти четыре патологии. Конечно, расизм проник очень глубоко. Нет необходимости доказывать это. Это видно каждый день. Нынешняя антииммигрантская истерия едва ли может сравниться с расистскими иммиграционными законами, которые принимались сначала против азиатов, а в 1920-х против итальянцев и евреев – что, кстати, помогло нацистам проводить холокост.
Конечно, самый экстремальный пример – горькая 400-летняя история антинегритянского насилия. Нынешнее положение очень позорно, общепринятая практика едва ли менее позорна. Ненависть к Обаме – это, несомненно, отражение закоренелого расизма. Сравнительные исследования Джорджа Фредериксона показали, что доктрины белого превосходства в США были более необузданными, чем в Южной Африке при апартеиде. Нацисты, отыскивая прецеденты для нюрнбергских законов, обратились к законам США против смешения рас. Они использовали их в качестве примеров, хотя и не полностью – американские законы оказались слишком экстремистскими для нацистов, так как в США расовые признаки определялись по «одной капле крови». Только в 1967 году, после массовых протестов за гражданские права, эти мерзости были отменены на федеральном уровне.
И всё это уходит глубоко в историю множеством странных форм, включая уродливый англосаксонский культ, который доминировал несколько веков. Бенджамин Франклин, великая американская фигура Просвещения, задумывался, запретить ли немцам и шведам жить в стране, потому что они «слишком смуглые». Думая в привычном нам русле, он говорил: «только саксы – исключение из этого расового дефекта», и, по какой-то тайной причине, добравшихся до США саксов можно считать каноническими англосаксами. Национальный поэт Уолт Уитмен, почитаемый за его демократический дух, оправдывал завоевание половины Мексики словами: «Какая жалкая, неэффективная Мексика… почему бы не выполнить великую миссию заселения Нового мира благородной расой? Пусть будет нашей, чтобы выполнить эту миссию!» Эта миссия – самая «злая война» в истории, по мнению генерала-президента США Гранта, который позже сожалел об участии в ней в ранге младшего офицера.
В свои последние годы Генри Стимсон, один из выдающихся членов правительств Рузвельта и Трумена (и один из немногих выступавших против атомной бомбардировки), «постоянно заявлял, что англосаксы выше «худших пород»», – как писал историк Шон Лэнгдон Маллой в своей книге «Атомная трагедия: Генри Стимсон и решение использовать бомбу», рассказав также о вполне обычном случае, когда тот уволил одного из своих помощников, потому что «есть вероятность, что он может оказаться евреем». Другие три порока, которые ты упомянул в качестве особенностей США – тоже знаковые признаки. Но, в отличие от расизма, это, во многом, современные явления. Возьмём неравенство. На протяжении большей части истории в США не было такого неравенства, как в Европе. На самом деле, оно было меньше. Это начало меняться в промышленную эпоху, достигнув пика в 1928 году – после силового разрушения рабочего движения и уничтожения независимой мысли. Благодаря рабочей мобилизации, неравенство сократилось во время Великой Депрессии, сохраняя эту тенденцию несколько десятилетий после войны. Неолиберальная эра, начавшаяся затем, полностью изменила это положение, и теперь неравенство превысило уровень 1928 года.
Массовое лишение свободы тоже свойственно этому периоду. Оно достигло высоких уровней на Юге в конце XIX века, когда, после поражения в Гражданской войне и соглашения с Севером, Югу разрешили восстановить рабство «под другим названием», как выразился Дуглас Блэкмон по поводу заключения в тюрьмы бывших рабовладельческих штатов большей части чернокожего населения. Таким образом, они создали новую рабскую рабочую силу для промышленной революции тех лет, и на этот раз рабами владело государство, а не частный капитал, что принесло классу собственников большую выгоду. Вернёмся к более свежей истории, 30-лет назад уровень лишения свободы в США был чуть выше среднего значения во всех развитых странах. Сейчас этот уровень в США в 5-10 раз выше, чем в любой другой стране всего мира. Опять же, это явление последних трёх десятилетий.
Культ оружия тоже не так глубоко коренится, как часто считается. Конечно, оружие было необходимо для осуществления двух величайших преступлений в американской истории: рабовладения и геноцида индейцев. Но у широкой публики был слабый интерес к оружию, что сильно беспокоило оружейную промышленность. Культ оружия начал насаждаться продавцами оружия в XIX веке для создания частного рынка. Это нормальный капитализм. Это была мифология «дикого запада», которая позже стала культовой. Эта мифология жива до сих пор. Результат шокирует. Количество огнестрельных убийств в США намного больше, чем в других странах. Например, в Германии от оружия гибнет столько же людей, сколько в США «от контактов с брошенными и падающими объектами». И даже эти шокирующие цифры вводят в заблуждение. Половина самоубийств в США проводится из огнестрельного оружия – более 20 тыс. в год – это две трети всех смертей из-за оружия.
По поводу второго твоего вопроса о четырёх «патологиях» – четырёх всадниках, хочется сказать – на них можно ответить, внимательно посмотрев на историю, особенно на период после Второй мировой войны. После войны было два периода: регулируемый капитализм в 50-60-х, который затем был заменён на неолиберализм, который ускорился при Рейгане и его последователях. Именно в этот период усилились три последних патологии США. В первые послевоенные годы были сделаны значительные шаги против эпидемии расизма. Это было отличным достижением массового движения за гражданские права 1960-х, хотя и не очень однозначное. Эти достижения оказали также большое влияние на политическую систему. В Демократической партии были южные демократы, которые приветствовали расистскую политику и обладали большим влиянием из-за долгой работы в однопартийных штатах. Вот почему меры Нового курса были ограничены в интересах белых; например, социальное обеспечение не распространялось на домашних и фермерских работников.
Эта тенденция рухнула в 1960-х из-за обратной реакции против распространения минимальных гражданских прав на афроамериканцев. Юг перешёл в руки республиканцев, которых поощряла никсоновская расистская «южная стратегия». Последующий период мало обрадовал негров, за исключением элитных секторов. Правительственная политика могла бы бороться с этими социальными патологиями, но требуется намного больше. Для этого нужны массовые народные акции и образовательные усилия. Прогрессивное правительство может помочь, но, как и в случае движения за гражданские права, правительство может только слегка помогать, да и то, неохотно.
Неравенство было сравнительно низким при регулируемом капитализме. Но оно начало расти с появлением неолиберализма, не только в США, хотя в США сильнее, чем в других развитых странах. Во время медленного восстановления после Великой Рецессии 2008 года практически вся прибыль ушла в карманы 1%. «В США, в целом, высший 1% захватил 85,1% всего роста доходов с 2009 по 2013 год», – как показало исследование Института политико-экономических исследований. – «В 2013 году высший 1% США получил в 25,3 раза больше, чем остальные 99%». И тенденция сохраняется. Последнее исследование ФРС показало, что «доля доходов семей 1% выросла в 2016 году до 23,8% с 20,3% в 2013 году. Доля доходов семей 90% упала до 49,7% - до самого низкого уровня в истории исследований». Средние активы белых семей в 2016 году составили 933700 долларов, по сравнению с латиноамериканскими семьями с 191200 долларами и негритянскими семьями с 138000 долларами. Это продукт сочетания глубоко укоренившегося расизма и неолиберализма.
Культ оружия, тоже, быстро расширился в последние десятилетия. В 1975 году NRA сформировала оружейное лобби и канал финансирования законодателей. Вскоре оружейное лобби стало одним и самых сильных лобби, часто при участии населения. В 2008 году Верховный суд полностью изменил традиционную интерпретацию Второй поправки, которая связывала ношение оружия с участием в контролируемом ополчении. Это положение было нормально для 1790 года. Тогда почти не было постоянной армии. Самое сильное государство в мире по-прежнему было врагом. Рабами нужно было управлять. И было возможным вторжение другой части территории. Сегодня ситуация другая. В 2008 году правый суд Робертса объявил священным писанием «наше конституционное право носить оружие».
Есть много факторов между двумя послевоенными периодам, но ни один из них не начал приближаться к тому, что возможно в самом богатом обществе в мировой истории, с точки зрения преимуществ. Один из важных факторов – финансилизация экономики, создавшая огромный блок хищных учрежденный, которые занимаются финансовыми махинациями, а не реальной экономикой – процесс, которым «Уолл-Стрит разрушила Мейн-Стрит», по словам редактора Financial Times Раны Форухар. Один из её примеров – глобальная корпорация Apple. Она обладала астрономическим богатством, но чтобы стать ещё богаче, изменилась от производства и модернизации товаров к финансированию. Её проценты с продаж падали с 2001 года, что широко распространено среди крупнейших корпораций. Параллельно, капитал финансовых институтов, который финансировал бизнес-инвестиции в послевоенный период роста, «оставался внутри финансовой системы, обогащая финансистов, корпоративных титанов и самую богатую часть населения, которая владеет большинством активов», – пишет Форухар.
В период быстрого роста финансовых институтов, начиная с 1970-х, было мало исследований их влияния на экономику. Видимо, принималось за аксиому, в соответствии с неолиберальными рыночными принципами, что это хорошо. О провале профессионалов в этих исследованиях рассказал в 2008 году нобелевский лауреат, экономист Роберт Солоу. Он сделал вывод, что их общее влияние оказалось негативным: «их успехи, вероятно, мало или почти ничего не прибавляют к реальной экономике, в то время как катастрофы перемещают деньги от налогоплательщиков финансистам». Сейчас мы знаем намного больше доказательств. Доклад 2015 года двух выдающихся экономистов показал, что производительность на рынках уменьшается при быстром расширении финансовых секторов, влияя, главным образом, на сектор, который наиболее важен для долгосрочного роста и создания хороших рабочих мест – передовое производство. Одна из причин, по мнению Форухар – «финансы скорее вкладываются в такие сферы как недвижимость и строительство, которые менее продуктивны, но обещают более быструю и надёжную краткосрочную прибыль» (а значит больше премиальных для высшего руководства).
Хотя производительность удвоилась с конца 1970-х, когда финансы начали захватывать экономику, зарплата остановилась, а для мужчин уменьшилась. В 2007 году, перед коллапсом, в разгар эйфории «великого триумфа неолиберализма», неоклассической экономики и «Великой умеренности», реальные зарплаты американских рабочих были ниже уровня 1979 года, когда начинался неолиберальный эксперимент. Ещё один фактор, который привёл к этому результату, был объяснён Конгрессу в 1997 году главой ФРС Аланом Гринспеном, когда он рассказывал об управляемой им здоровой экономике. По его словам, «нетипичная сдержанность в отношении увеличения компенсаций была очевидна в течение нескольких лет, и, кажется, главным образом, следствием большей рабочей небезопасности». По его словам, небезопасность значительно росла, даже на фоне улучшения перспектив занятости. Короче говоря, с подавленным трудом и разрушенными профсоюзами, рабочие оказались слишком запуганы, чтобы искать достойную зарплаты и преимущества, которые означают здоровую экономику.
То же самое произошло с минимальной зарплатой, которая устанавливает дно для рабочих; если бы она соответствовала производительности, она бы приближалась к 20 долларам в час. Кризисы быстро увеличиваются, по мере сокращения регулирования, в соответствии с верой, что рынки лучше знают, что делать, как заявлял 20 лет назад нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц. Каждый кризис хуже предыдущего, и каждое восстановление хуже предыдущего. И это не случайно. А для марксистских экономистов, которые исчезли в США, это хорошо знакомо. Несмотря на патетику о «свободных рынках» и других главных отраслях (энергетика, агробизнес и т.д.), финансовые институты извлекают прибыль из правительственных субсидий и льгот. Исследование МВФ сообщает, что прибыль крупных банков формируется, в основном, за счёт неявной страховой политики правительства («слишком большие чтобы рухнуть»), которая предоставляет субсидии и периодические спасательные меры, приводящие к коррупции и коллапсам – чего не было в более ранний период, до того как двухпартийная неолиберальная доктрина привела к отмене регулирования. Другие льготы реальны, но не измеримы – например, стимулирование рискованных (т.е. прибыльных) операций, так как они понимают, что в случае провала покорные налогоплательщики возместят убытки, даже с лихвой обогатив финансистов, как и произошло в 2008 году.
Среди других факторов можно назвать усиленную атаку на профсоюзы и радикальное сокращение налогов для богатых, что тоже соответствует неолиберальной идеологии. А также, нужно назвать неолиберальную глобализацию, которая предоставляет защиту и другие льготы корпорациям, инвесторам и привилегированным профессионалам, заставляя рабочих конкурировать друг с другом по всему миру. Такие меры оказывают взаимодополняющий эффект. По мере большей концентрации богатства автоматически усиливается политическая власть, которая вынуждает правительство действовать в этом русле.
Основная цель неолиберальной реакции – обратить вспять падение уровня прибыли. Эта цель эффективно достигнута. Конечно, официально провозглашались совсем другие цели. И как всегда, эта реакция поддерживается идеологией. Саймон Кузнец например говорил: «хотя неравенство растёт при ранних этапах экономического развития, оно начинает падать, когда экономика достигает более совершенного уровня». Это значит, что мы не должны применять перераспределительную политику, которая вмешивается в волшебство рынка. Тезис Кузнеца скоро стал расхожим мнением среди экономистов.
Однако, есть несколько проблем. Одна, как отмечает профессор экономики Джон Уисман: слова Кузнеца – всего лишь предположение, выдвинутое очень осторожно. Как сказал сам Кузнец, это предположение было выдвинуто на основе «вероятно, 5% эмпирической информации и 95% спекуляций, некоторые из которых принимали желаемое за действительное». Такие замечания, как правило, умалчиваются. Неолиберализм можно назвать идеологией, направленной на создание более жёсткого общества, основанного на принципе «частного богатства и общественной нищеты», как выразился Джон Кеннет Гэлбрейт. Гораздо хуже, когда неолиберализм развязывает естественные стремления капитализма, как происходит сейчас под руководством Трампа, Райана и Макконнелла.
Всё это находится в руках человека и может быть изменено. Есть много реалистичных вариантов. Небольшой налог на финансовые операции резко уменьшил бы быструю торговлю, которая приносит обществу чистый убыток, а прибыль – только привилегированным финансистам. Это могло бы послужить конструктивным целям прогрессивного правительства. Всем известно, что деградация инфраструктуры достигла гротескных масштабов. Правительственные программы могут начать решать эти серьёзные проблемы. Они могут также улучшить ситуацию, вместо того, чтобы подрывать государственную образовательную систему. Прожиточный минимум и зелёная экономика, о которых говорил Боб Поллин, могут иметь большое значение для сокращения неравенства и построения достойного общества. Другим решением может стать равноправная система здравоохранения. На самом деле, простая ликвидация несуразной патентной системы, которая является важной частью неолиберальных соглашений о «свободной торговле» стала бы огромным благом для всей экономики. И нам необходимо восстановить историческую роль рабочего движения, как ведущей силы в борьбе за основные права человека.
Есть и другие пути к восстановлению жизненно необходимого прогрессивного движения. Сейчас во многих местах расширяются предприятия, которыми владеют и управляют рабочие, и это многообещающее развитие, хотя оно и ограничено маленькими масштабами. Несколько лет назад, после коллапса, Обама практически национализировал значительную часть автомобильной промышленности, возвратив затем её частным владельцам. Другая возможность состоит в том, чтобы передать промышленность рабочей силе или заинтересованным сторонам в более широком плане (рабочим и сообществам), которые могли бы направить производство на удовлетворение нужд страны, например, на эффективный общественный транспорт. Это возможно, если будет массовая народная поддержка и чуткое правительство. Аналогичная перестройка военной промышленности – тоже вполне реальное решение. Возможны многие прогрессивные инициативы.
Закон «Право на труд», любимый крайне-правыми, вскоре будет утверждён судом Робертса, после вхождения в Верховный суд Нила Горсача, благодаря некоторым придиркам Митча Макконнелла против ставленника Обамы. У этого закона интересное происхождение. Он исходит из Южно-христианской американской ассоциации – экстремистской, расистской и антисемитской организации, которая выступает против профсоюзов, называемых руководителями этой организации «дьявольской выдумкой», где «белые женщины и мужчины вынуждены быть рядом с чёрными африканскими обезьянами». Другой их враг – «жидо-марксисты», «талмудисты», которые планировали советизировать мир и уже начали этот процесс в США с помощью «Жидовского курса», который официально назывался «Новый курс».
Ближайшей целью умеренной прогрессивной политики должно стать резкое сокращение огромного военного бюджета. Одна из серьёзных причин сокращения военного бюджета – он чрезвычайно опасен для нашей собственной безопасности. Яркая иллюстрация – программа модернизации ядерного оружия Обамы-Трампа, которая резко увеличивает «убойную силу». Эта программа создаёт то, что можно ожидать от вооружённого ядерным оружием государства, которое планирует начать войну и победить в ней, разоружив врагов неожиданным первым ударом. Это, разумеется, давно известно русским стратегам, что увеличивает вероятность превентивного удара с их стороны, а это означает конец мира, в случае ложных тревог или чрезвычайно высокой напряжённости. И эти высвобождённые средства можно направить на крайне необходимые цели, включая избавление от ископаемого топлива. Это только один пример. Список можно продолжить.
— США тратят на медицину больше денег, чем любая другая страна мира, но наша система здравоохранения очень неэффективна и не предоставляет миллионам американцев даже основных услуг. Какая могла бы быть социализированная медицинская система в США, и как преодолеть оппозицию со стороны частного страхового сектора, фармацевтических корпораций и частной медицины?
Ноам Хомский: Факты шокируют. Это международный скандал, но вполне известный. Последнее исследование независимой исследовательской организации Фонд содружества ещё раз обнаружило, что медицинская система США самая дорогая в мире, намного дороже сопоставимых стран, но её качество стоит на последнем месте в рейтинге развитых стран. Комбинация двух этих выводов – реальный триумф рынка. Корни успеха не секретны. США полагаются на бесконтрольные частные страховые компании. Их цель – прибыль, а не здоровье, и у них огромные расходы на административные нужды, рекламу, премии директорам. Управляемая государством медицинская программа Medicare намного эффективнее, но вынуждена работать через частных посредников. США – также, единственная страна, которая запрещает правительству договариваться о ценах на лекарства, и неудивительно, что они самые дорогие в мире.
Это далеко от желаний народа. Результаты опросов меняются, в зависимости от формулировок вопросов, но они показывают значительную поддержку населением государственной системы здравоохранения, которая есть в других странах. Обычно в пример ставят Канаду, медицина в которой не так хороша – но мы мало знаем об остальном мире. Официально считается, что лучшая государственная медицина – британская Национальная служба здравоохранения, хотя сейчас она тоже сталкивается с неолиберальным нападением. Когда создавался обамовский Закон о доступном здравоохранении, в нём был государственный вариант, который поддерживали две трети населения. Этот вариант был удалён без обсуждений. Народное мнение особенно поражает, так как оно не поддерживается и не озвучивается СМИ и политиками, а если оно и проникает наверх, то всегда осуждается. Главный аргумент против успешных медицинских систем других стран – копирование их приведёт к увеличению налогов. Однако, на самом деле, эти системы менее затратны и приносят больше пользы обществу, как показывает опыт других стран и даже США по части Medicare.
Течение может развернуться. Сандерс получил значительную поддержку, даже в рамках этой политической системы, за его призыв ко всеобщему здравоохранению, которое он предлагает создать постепенным расширением Medicare. Временное поражение семилетней фанатичной республиканской кампании против Obamacare может привести к хорошим результатам. Но оно действительно временное, потому что эта экстремистская организация находится у власти и обладает всеми возможностями для подрыва здравоохранения и других достижений ненавидимого чёрного президента. Тем не менее, у нас есть шанс на социальные улучшения. Конечно, будет мощная оппозиция частной власти, которая обладает чрезвычайным влиянием на нашу классово-ограниченную демократию. Но победа возможна. История показывает, что политико-экономические элиты реагируют на воинственные народные действия – и даже угрозы – соглашаясь с популярными инициативами. Новый курс – один из лучших примеров.
— Боб, недавно ты провёл экономический анализ для поддержки законопроекта одного плательщика в Калифорнии (SB-562) и работал над предложением Берни Сандерса о всеобщем здравоохранении, и что ты думаешь по этому поводу?
Роберт Поллин: Социализированная система здравоохранения для США – называем ли мы её «один плательщик», «Medicare для всех» или как-то иначе – должна основываться на двух вещах. Во-первых, нужно гарантировать каждому гражданину доступ к достойной медицине. Во-вторых, эта система должна быть более экономной, чем существующая, с помощью снижения административных расходов, регулирования цен на лекарства, сборов для врачей и больниц, сокращения ненужного лечения и расширения профилактики.
В нашем анализе калифорнийского предложения «один плательщик» мы выяснили, что предоставление достойной защиты всем жителям штата – включая, в частности, 40-45% населения штата, которые сейчас не имеют медицинской страховки или их страховка чрезвычайно ограничена – увеличит общие расходы на 10%, если сохранится нынешняя система. Но если ввести систему одного плательщика, то можно добиться экономии порядка 18% в сферах административные расходов, цен на лекарства, затрат на поставщиков и расточительного сервиса. В этом случае общие медицинские расходы в Калифорнии упадут на 8% в рамках системы одного плательщика. Моя работа над проектом Сандерса по изменению Medicare ещё продолжается, поэтому я пока не могу говорить о выводах.
Давайте рассмотрим последствия калифорнийского предложения. При системе одного плательщика в Калифорнии достойная медицина стала бы основным правом человека, как почти во всех других развитых странах. Никто не должен отказываться от необходимого лечения из-за отсутствия страховки или нехватки денег на высокие страховые премии и доплаты. Никто не должен бояться финансовой катастрофы из-за того, что в его семье появился тяжело-больной. Фактически все семьи получили бы финансовую выгоду, и большинство компаний тоже снизили бы расходы на финансовую поддержку лечения своих сотрудников.
Как преодолеть оппозицию частного сектора медицинского страхования, фармацевтических корпораций и частной медицины? Ясно, что это непросто. Медицина в США – бизнес стоимостью 3 трлн. долларов. Прибыли частных компаний – сотни миллиардов, даже в условиях, когда большая часть финансирования нашей системы здравоохранения поступает из федерального и местных бюджетов. Один из примеров, как реагировать на эту политическую реальность – уроки работы Ассоциации калифорнийских медсестёр и Национального профсоюза медсестёр. Профсоюз медсестёр боролся за систему одного плательщика более 20 лет. Они обладают огромным авторитетом по этой проблеме, потому что на основе своего опыта понимают, как страдают здоровье и благополучие американцев, особенно небогатых, при нынешней системе. Они верят в своё дело и его успех в скором будущем.
— Ноам, высшее образование в США – ужасно дорогой вопрос, и мы имеем сотни миллиардов студенческих долгов. Во-первых, что ты думаешь о возможности бесплатного высшего образования? Во-вторых, что делать со студенческими долгами?
Ноам Хомский: Система образования стала предсказуемой жертвой неолиберальной реакции, действующей по принципу «частного богатства и общественной нищеты». Финансирование государственного образования резко уменьшилось. Неоплаченные студенческие долги подорвали обучение. Теперь высшее образование обучает бизнес-моделям на основе неолиберальной доктрины, и административная бюрократия резко увеличилась, как и предсказывал социолог Бенджамин Гинзбург. Сокращение расходов в соответствии с рыночными принципами всегда приводит к гиперэксплуатации самых уязвимых, создавая новых студентов, аспирантов и преподавателей, которые живут на одни гроши. Из-за этого они становятся намного послушнее.
Все, у кого открыты глаза, большую часть из того, что произошло, предсказывали ещё в начале 70-х при переходе от регулируемого капитализма к неолиберализму. В то время возникла серьёзная озабоченность элиты по поводу роста демократизации и гражданской активности в 1960-х, особенно среди молодёжи. Эту озабоченность чувствовали все высшие политики. На правом краю возник «Меморандум Пауэлла», составленный для Торговой палаты корпоративным лоббистом (а затем судьёй Верховного суда) Льюисом Пауэллом, в котором описывались методы защиты от нападения на свободу Ральфа Надера, Герберта Маркуса и других злодеев, которые проникли в университеты, СМИ и правительство. Эта картина была, конечно, забавной, но она отражала точку зрения соратников Пауэлла, которые увидели, что их власть ослабляется. Их риторика напоминала нытьё трёхлетнего малыша, у которого откусили конфетку. Но этот меморандум оказал влияние на круги, которые формируют стратегию развития.
На левом краю либеральные интернационалисты Трёхсторонней комиссии опубликовали свои жалобы по поводу «Кризиса демократии», который возник в «ужасных» 60-х, когда прежде апатичные и маргинализированные слои населения (его значительное большинство) начали пытаться выйти на политическую арену, чтобы защитить свои интересы. Это привело к нетерпимому давлению на государство. Либералы призвали значительно «умерить демократию», вернув народ в состояние пассивности и покорности. Профессор Гарварда Самуэль Хантингтон с ностальгией вспоминал времена, когда «Трумэн мог править страной в сотрудничестве с небольшим количеством адвокатов и банкиров Уолл-Стрит» и процветала истинная демократия. Больше всего либералы взволновались по поводу неспособности учреждений, ответственных за «идеологическую обработку молодёжи», включая школы и университеты, противостоять прогрессу. Необходимо было усилить контроль над ними и СМИ, которые иногда не подчинялись «правильной власти».
Эти право-либеральные озабоченности показали, куда движется страна. Недостаточное финансирование государственного образования, от школ до университетов, не имеет никакого логичного объяснения, и даже приносит экономические убытки. В других, и богатых и бедных странах, где образование остаётся бесплатным, уровень образованности намного выше. Даже в случае США, когда высшее образование было, во многом, бесплатным, ситуация была лучше, хотя страна переживала кризис. Закон о правах военнослужащих предоставил бесплатное образование огромному числу людей (в основном белых), кто иначе не смог бы поступить в колледж, и это принесло большую пользу всему обществу. И обучение в частных колледжах стоило существенно ниже, чем теперь.
Студенческий долг намеренно создаёт проблемы в жизни. Эти должники, в отличие от Трампа, не могут объявить о банкротстве. Долг нынешних студентов – 1,45 трлн. долларов – это на 600 млрд. больше общего долга по кредитным картам. Большинство этих долгов не могут оплачиваться, и должны списаться. Для этого достаточно ресурсов, включая раздутые военные расходы и концентрированное частное богатство, которое лежит в финансовом и корпоративном секторе. Нет никаких экономических оснований подрыва бесплатного образования в школах и университетах. Барьеры – не экономические, а политические, и они искажены для удовлетворения интересов богатых и властных элит. Эти барьеры можно преодолеть, и такое уже было в прошлом.
— Боб, а что ты скажешь по этому поводу?
Роберт Поллин: Студенческий долг в США подскочил в прошлое десятилетие. В 2007 году общий студенческий долг составлял 112 млрд. долларов – 0,8% ВВП. В 2015 году общий студенческий долг превысил 1 трлн. долларов – 5,6% ВВП. Таким образом, с точки зрения ВВП долг увеличился в семь раз. По статистике 2012 года, около 70% студентов покинули колледжи со средними долгами по 26300 долларов. Рост студенческих долгов обусловлен комбинацией факторов. Во-первых, резко увеличились частные расходы на колледж, а государственное финансирование высшего образования резко сократилось. Среднее государственное финансирование одного студента в 2015 году было на 15% меньше, чем в 2008 году, и на 20% меньше, чем в 1990 году. Бремя сокращения государственного финансирования усугубилось застоем семейных доходов. В 1990 году среднее обучение, пошлины, проживание и питание составляли 18% среднего семейного дохода. В 2014 году эта цифра удвоилась до 35%.
Несмотря на резкий рост расходов, приём в колледжи продолжал расти. Есть много хороших причин для поступления в колледжи – раскрывать умы, развивать навыки и наслаждаться самим собой. Но, вероятно, главная привлекательность – рост неравенства доходов между получившими и неполучившими высшее образование. Сюда добавляется проблема застоя зарплаты, о чём мы уже говорили. Действительно, при неолиберализме, если вы хотите получить хорошо оплачиваемую работу, то, прежде всего, должны позаботиться о своём образовании. Принуждение к высшему образованию было бы намного слабее, если бы рабочие специальности обеспечивали хорошую зарплату и возможности для карьерного роста.
Практически весь студенческий долг в США сохраняется в руках федерального правительства. Поэтому, нет особых проблем с частными интересами, и этот долг можно простить, хотя бы часть его. Это позволило бы молодёжи быстро создать свои семьи и наладить жизнь. В то же время, если правительство решит списать студенческие долги, оно должно будет обратить внимание на ипотечные долги, которые до сих пор обременяют десятки миллионов семей, хотя финансовый кризис 2007-09 годов давно прошёл. А также правительство должно обратить внимание на государственное финансирование колледжей и увеличение зарплат для расширения образовательных возможностей.
— Проект прогрессивных США, который вы оба набросали, зависит от определённых политических перемен, включая просвещение масс. Как это сделать, если учесть особенности американской политической культуры, и балканизацию прогрессивных и левых сил в этой стране?
Ноам Хомский: Ответ прост и однозначен. Его легко сформулировать, но сложно исполнить. Нужны: образование, организация и активизм. Это не просто, но уже происходило, нет причин, почему это не может повториться снова. Народная активность, хотя и рассеяна, находится на очень высоком уровне, сопровождаясь энтузиазмом и волнениями. Здесь также очень важно единство различных левых движений. Сейчас проводятся различные мероприятия, которые могут усилиться. Хотя левые известны своими постоянными расколами и внутренними спорами, не думаю, что сейчас происходит что-то особенное. И общее настроение среди молодёжи кажется мне вполне благоприятным и обнадёживающим.
Я не вижу никаких особенных проблем в политической культуре, которые помешали бы просвещению масс. Я достаточно стар, чтобы помнить высокий уровень культуры (общей и политической) первого поколения рабочих движений во времена Великой Депрессии. Образование рабочих было живым и эффективным. Благодаря профсоюзам, рабочее движение восстало из пепла после разгрома в 1920-х. Я часто вижу впечатляющие инициативы в рабочем классе, в бедных и обездоленных сообществах. И у нас есть хорошая история рабочего движения с первых дней промышленной революции. Самое важное радикальное демократическое движение в американской истории возникло среди фермеров Техаса и Среднего запада – хотя они были плохо образованы, они отлично понимали природу их тяжёлого положения, которое зависело от мощных банковских и коммерческих секторов, но они нашли в себе силы для борьбы.
Мне повезло увидеть замечательные примеры в других странах. Я вспоминаю чрезвычайно бедную, почти заброшенную сельскую местность на юге Колумбии, которая испытывала нападения со всех сторон, где я посетил деревню, которая защищала свои ресурсы от хищнических международных угледобывающих корпораций. Там был молодой человек с очень плохим образованием, который руководил очень разумным обсуждением сложных планов развития. Я видел то же самое в бедных деревнях Западной Бенгалии, где в школах почти не было книг, но целые районы были освобождены коммунистическим ополчением от власти помещиков. И они добивались значительно больших успехов, чем мы. Я не думаю, что это пустой романтизм. Вполне реально добиться освобождения от пассивности и идеологической обработки.
Роберт Поллин: Я думаю, что левые силы США вполне закономерно расколоты и даже балканизированы, в некоторой степени. Среди всего спектра людей, которые посвящают себя социально-экономическому равенству и экологической справедливости – т.е. левому взгляду на достойное общество – это всегда будет происходить при обсуждении проблем равенства, экономической справедливости, экологии, империализма, милитаризма, расизма и гендерного равенства. Конечно, у меня нет формулы для эффективного объединения всех групп. Но я думаю, что мы можем многому научиться из прошлых успехов. Можно привести такие примеры, как президентская кампания Берни Сандерса 2016 года, или активность профсоюза медсестёр, о чём я уже говорил. Сначала этот профсоюз боролся за права своих членов, особенно цветных женщин, теперь он борется за всеобщее здравоохранение и даже налог Робин Гуда, ограничивающий спекуляции Уолл-Стрит.
Есть и другие прогрессивные организации, которые добились успеха. Например, Альянс Лос-Анджелеса за Новую экономику, который занимается прожиточным минимумом и другими проблемами рабочих, а также экономическим развитием сообществ и экологической справедливостью. Или недавно сформированная коалиция NY Renews, в которую входят 126 организаций штата Нью-Йорк, которая продвигает серьёзную программу сокращения выбросов парниковых газов и расширения рабочих мест. Трудовой совет штата Вашингтон (входящий в профсоюз AFL-CIO) занимается объединением рабочих и экологических организаций. Американским левым нужно учиться на достижениях таких групп. На самом деле, как говорила Маргарет Тэтчер у нас «нет никакой альтернативы», если мы серьёзно относимся к успешному продвижению левой альтернативы, противостоящей бедствиям 40-летней неолиберальной гегемонии.
Источник: Imagining a New Social Order: Noam Chomsky and Robert Pollin in Conversation, C.J. Polychroniou, truth-out.org, November 19, 2017.
antizoomby.livejournal.com/592363.html 12.02.2018, 17:36
antizoomby.livejournal.com/592637.html 13.02.2018, 17:54
|