Оглавление
Взгляд на корейскую политику США после выборов
Три причины писать о Хиллари Клинтон
Трамп и Рейган
В-третьих — вездесущие неоконы
Трамп и Клинтон — разные опасности
Венди Шерман – будущая госсекретарь?
Иран и Северная Корея
План 5029 и миф о крушении
Не думая о последствиях
Ливия: война Хиллари
Влияние переговоров США и Северной Кореи
Чему случай с Ливией учит нас о Хиллари Клинтон.
Почему напали на Ливию?
Выдумки о «умной силе»
Хиллари Клинтон, Пак Кын Хе и год 2017
Перевод: Ирина Маленко
Оригинал: www.zoominkorea.org – "The Dangerous Year, 2017 – | Zoom in Korea"
Взгляд на корейскую политику США после выборов
Тим Бил
Горы были написаны, и еще больше напишут, о внешней политике США при следующем президенте, и немало из этого количества — про Корею. Сейчас, в середине 2016 году, есть два кандидата — Хиллари Клинтон и Дональд Трамп, при этом Клинтон по опросам опережает. Эта статья будет прежде всего о Клинтон по трем причинам.
Три причины писать о Хиллари Клинтон
Прежде всего — она опережает по опросам. В некоторых системах правления, как в Англии, например, проигравший кандидат на высшую должность может оставаться серьезной, хотя и ослабленной, политической силой. Но в США потерпевший поражение не значит ничего. Более того, Трамп настолько не в ладах со своей партией, что его возможная внешняя политика не привлечет много внимания, если он проиграет.
Во-вторых, трудно знать, какова будет его внешняя политика на самом деле. Всегда есть разрыв, часто большой, как показывает пример Барака Обама, между политикой кандидата и политикой президента. Отчасти это по причине предвыборного оппортунизма — говорить то, что, как полагают, может принести больше голосов, не важно, что на самом деле думаешь о желательности или возможности это осуществить; и отчасти — из-за трудности действий в плохо работающей и несогласованной системе управления. Но трудности с Трампом — другого рода. Не то, что он врет, но часто его слова не имеют смысла. Например, его заявления о Северной Корее. Он дает упрощенный вариант текущей неэффективной политики, и что он сделает ее эффективной только потому, что он — другое дело.
„Этот список унижений не кончается. Президент Обама в бессилии смотрит, как Северная Корея усиливает свою агрессию и все расширяет свой ядерный охват.
Наш президент позволил Китаю продолжать экономическое наступление на американские рабочие места и благосостояние, отказываясь заставить выполнять торговые договоры и надавить на Китай, что необходимо для обуздания Северной Кореи. У нас есть влияние. У нас есть сила против Китая, экономическая сила, и люди этого не понимают этого. И с этой экономической силой, мы можем забрать в свои руки, и заставить их делать то, что они обязаны сделать с Северной Кореей, которая совсем вышла из-под контроля“.
Эта политика «надежды на Китай» долго была основной иллюзией. Она не подействует, потому, что основана на ложной посылке. Политика США в отношении Северной Кореи — это часть политики по отношению к Китаю, и подчинения КНДР (которая «вышла из-под контроля» и должна быть взята под контроль) — условие для усмирения и раздробления Китая и его устранения как соперника американской гегемонии. Очень мало вероятно, чтобы Китай согласился на то, чтобы его разрушили.
Иногда его заявления выглядят как-то нелепо, как у ребенка, из них не видно, что у него будет какая-то новая политика, которая принесет улучшения. „Да какая разница? Я буду говорить с каждым. Кто знает“. – сказал Трамп, по словам United Press International. Он сказал, что его переговоры не будут включать формальные отношения государств.
„Я туда не поеду, это я могу вам сказать. Если он приедет сюда, я приму его, но я буду задавать ему государственные обеды, как мы делаем для Китая и всех остальных, которые нас грабят, пока мы задаем им роскошные государственные обеды.
Мы задаем им государственные обеды, вы не поверите. Мы вообще не должны давать им обеды. Мы должны есть гамбургер прямо за столом переговоров, и получить лучшие результаты от Китая и прочих“.
Дональд Трамп сказал, что вероятность успешно уговорить Кима отказаться от атомного оружия и ракет дальнего радиуса действия – «невысокие» – 10-20%.
То же самое с военными действиями, он всего лишь повторяет старую политику, первый раз как трагедию, второй раз как фарс. „Что я сделаю с Северной Кореей“. – писал нынешний кандидат в президенты США от Республиканской партии в своей книге „Америка, которой мы заслуживаем“. (2000 год). „Хороший вопрос. Легко указать на проблему, но как ее решить? Готов ли разбомбить их реактор? Само собой“.
В этой книге Трамп писал, что он не призывает к атомной войне, но если переговоры между Северной Кореей и США не будут успешными, он будет поддерживать «хирургический удар» против Северной Кореи, прежде чем это государство станет реальной угрозой.
„Я не из тех, что палят во все стороны, но как президент, я буду готов приказать нанести удар — обычным оружием — по целям в Северной Корее, если это предотвратит ядерный шантаж или ядерное разрушение населения США“.
Этот «военный вариант» хирургического удара по Yongbyon (томный реактор КНДР) рассматривали 3 последние президента, как минимум с 1994 года, и от этого отказались.
Трамп и Рейган
Брюс Камингс сравнил Трампа с другим «президентом от шоу бизнеса» – Рональдом Рейганом, и указал, что Трамп тоже полон той же опасной смеси невежества, нарциссизма и энергии.
„Самое опасное — то, что в голове у Трампа — где нельзя найти ничего, что покажет, что он знает что-то об остальном мире…
Дональд Трамп сильно отличается от Рональда Рейгана, он очень активен, полон энергии, спит 4-5 часов, и никого не слушает. Так что он, возможно, будет самым опасным президентом в истории США.“
Рейган, само собой, был знаменит тем, что не особенно много знал о мире и не беспокоился о своем невежестве. Он был президентом на автопилоте, часто дремал на заседаниях, и даже не знал, как зовут каждого из его министров. Много лет, как говорят, он жил в «сумерках сознания», с альцгеймером в последней стадии, и он был отнюдь не энергичным.
Мы можем согласиться, что Трамп будет опасен, но нет смысла тратить слишком много времени на рассуждения, что он сделает с Кореей или с остальным миром, потому что его заявления полны пустоты, а не смысла, и лишены последовательности. Поскольку у него такие нелепые и неясные идеи по внешней политике, трудно предсказать, кто будет его госсекретарем. В статье в The Hill даже не пытаются этого сделать, посты в других министерствах были рассмотрены, но не внешняя политика. Washington Post в статье с «юмором» предложил Владимира Путина, и недавно называли имя Рона Пола.
Еще от Брюса Камингса:
„Конечно, он так часто меняет свою позицию, что большинство не имеют никакого представления, какова будет его внешняя политика если он как-то попадет в овальный кабинет“.
В-третьих — вездесущие неоконы
Третья причина не задерживаться на Трампе, возможно, немного преувеличена, но следует из отсутствия различимой, ясной картины его команды по внешней политике. Хиллари Клинтон черпает из известного источника – истеблишмента, советников и официальных лиц. Многие из них могут быть влиятельны и в правительстве Трампа. Такая конвергенция обычна во всем мире, но есть разница между Ким Чен Ын и Пак Кын Хе и между Дэвидом Кэмероном и Джереми Корбином. Однако, разница между Демократами и Республиканцами, особенно по внешней политике, куда меньше. Разница может быть результатом истории, личности или покровителей, а не идеологии. США, как и Япония — однопартийное государство с фракциями. Например, возьмем Роберта Кагана.
Кагана в недавней статье в Foreign Policy называют «видным неоконом-Республиканцем», который сейчас собирает средства для Хиллари Клинтон. Он, среди прочего, со-основатель «Проекта за новый американский век», который помог начать нападение на Ирак, и муж Виктории Нуланд, которая организовала путч на Украине, значительно усилила враждебность против России и возможность Третьей мировой войны. Явно Каган предпочитает позицию Клинтон по Северной Корее тому, что он видит у Трампа, но если бы Трамп стал президентом, мало вероятно, что он, или такие как он, откажутся подать ему совет, а то и пойти к нему работать. Главная причина, почему элита Республиканцев ненавидит Трампа — боязнь, что он проиграет выборы, но другая важная причина — что он шальной, бросивший вызов основам обычной «мудрости» по внешней политике — из-за невежества ли, выборного оппортунизма или по убеждению. Эту мудрость признают и Демократы и Республиканцы. Несмотря на ужас Краусхаммера перед его «пацифизмом», даже «демократический социалист» Берни Сандерс не выходит далеко за пределы этой резервации.
Трамп вызвал скандал в истеблишменте внешней политики на темы вроде НАТО или атомного вооружения Японии и Южной Кореи. Но что будет, если Трамп станет президентом? Неизвестно, но очень вероятно, что «мудрость» – которую выражает в основном Хиллари Клинтон — займет свое обычное место. Другими словами, поскреби госсекретаря Трампа — и найдешь Клинтон. Конечно, если он не назначит Рона Пола. Нельзя сказать, что не будет никакой разницы, как была, например, между Обамой и Клинтоном, но разницы скорее на словах, чем на деле.
Трамп и Клинтон — разные опасности
Итак, Дональд Трамп опасен, но мы не знаем точно, как проявится его опасность. И возможно, что, хотя он может вляпаться в кризис, но в целом его политика, вероятно, будет менее драчливой, чем у Клинтон. Как писал Исраэль Шамир: „Трамп сомнительный шанс здравого смысла, но лучше чем несомненная катастрофа“. Она – другая. Она тоже опасна, но на нее есть дело (как говорят в детективах) — предыдущие преступления и опыт применения государственной мощи, в основном в роли госсекретаря, но также как жена Билла Клинтона. Она также — воплощение внешней политики США, которую Трампа будут вынуждать проводить тоже. Так что не будем больше тратить время на Трампа и обратимся к Хиллари Клинтон. То, что кандидаты говорят на предвыборных собраниях и в интервью обычно не содержит конкретики, так что сосредоточимся на на речи перед элитным собранием по внешней политике ее советника в прошлом и будущем — Венди Шерман.
Венди Шерман – будущая госсекретарь?
Похоже, что Венди Шерман будет играть важную роль во внешнеполитической команде Клинтон, особенно по Корее, и даже может стать госсекретарем. Это делает ее выступление в Центре стратегических и международных исследований (CSIS) в Вашингтоне 3 мая этого года стоящим внимания. Точнее, внимательного изучения. Ясно, что официальные лица (бывшие и будущие) в публичных выступлениях редко на самом деле думают то, что говорят или говорят то, что думают. Такие речи нужно расшифровывать и переводить. И то, о чем не было сказано, может быть тоже весьма важными.
На первый взгляд, Венди Шерман — опытная внешнеполитическая деятельница. Согласно CSIS на ее последнем официальном посту — заместителя госсекретаря по политическим делам — она руководила отделами Африки, Восточной Азии и Океании, Европы и Евразии, Ближнего Востока, Южной и Центральной Азии, Западного полушария и международных организаций. Что тут упущено? Разве что Антарктида. И она чередовала службу в министерстве иностранных дел, где заводят полезные связи и имеют власть, с частным сектором, где делают деньги. В данном случае частный сектор — это Albright Stonebridge Group, где Albright — это Мадлен Олбрайт – бывшая госсекретарь и бывшая начальница Шерман. Карьера Шерман развивалась не вполне обычно: „Послужной список Шерман разнообразен даже по стандартам Вашингтона. Она получила образование социального работника и помогала женщинам, страдающим от насилия в семье. В 50 лет это жительница Балтимора вдруг беседует с северокорейскими коммунистами» – так изливалась газета Baltimore Sun в 1999 году“. Что связывало эти события — Демократическая партия, в которой она была активисткой, что привело к отношениям с Мадлен Олбрайт, которая стала ее наставницей и покровительницей.
Она касается нашей истории с двух сторон. Первая — Корея. Она работала при Олбрайт над темой корейской политики в конце 1990-х. А недавно она возглавляла переговоры США с Ираном, приведшие к подписанию договора в Вене 14 июля 2015 года. Ее речь в CSIS объединяет эти темы. Она начала с обсуждения того, что считает сходством и различиями в переговорах с Ираном и Северной Кореей, а потом остановилась на последней, вероятно имея в виду ее возможное участи в следующем правительстве. Она подчеркнула различия – «каждый случай уникален, и эти две страны отличаются во многих важных вопросах» – тем самым давая понять, что США используют силу в Корее.
Иран и Северная Корея
Она подчеркнула роль санкций. В случае Ирана:
„Хотя он был подвергнут жестким санкциям США и международным санкциям многие годы, Иран все еще имел действующую экономику, вел значительную внешнюю торговлю и имел инвестиционные связи, также отношения между людьми, и дипломатические отношения со многими странами. Большие нефтяные залежи Ирана давали стране важный стимул договориться о снятии санкций“.
Она противопоставила это Северной Корее
„Изоляционизм и экономический развал Северной Кореи также означает, что выбрать путь ядерного разоружения в обмен на большее включение в мировую экономику менее желательно для северокорейского лидера Ким Чен Ына, сравнительно с руководством Ирана“.
Любопытно, что Шерман тут противоречит мнению замминистра обороны США Пола Вольфовица в мае 2003 года, сразу после вторжения в Ирак. У Северной Кореи нет нефти, а у Ирана и Ирака есть.
„Смотрите, головная разница — если сказать даже слишком просто — между Северной Кореей и Ираком в том, что у нас не было никаких экономических вариантов с Ираком, потому, что стана плавает в море нефти. В случае с Северной Кореей, страна на грани экономического краха, и это, я считаю — важный рычаг, в то время, как с военной точки зрения, Северная Корея очень отличается от Ирака“.
Шерман правильно указывает на важную особенность Ирана, которая делает его более чувствительным к экономическому давлению:
„В Иране все еще есть значительный средний класс, который стал источником давления на режим, с целью улучшить состояние экономики, разоренной санкциями и плохим управлением“.
Иран точно был более чувствительным к санкциям, и нефть предлагала иллюзию возможности облегчения тягот, которая может исчезнуть ввиду нарушений договора со стороны США.
Однако, главная разница между двумя этими случаями — есть только один Иран, но 2 Кореи. Если бы США напали на Иран, им пришлось бы создать новое правительство — или марионетку, как назовете, а это не так просто, судя по недавним результатам в Афганистане, Ираке и Ливии. В Корее, Сеул объявляет себя властью над всем полуостровом, у него есть огромная военная сила и президент Пак Кын Хе даёт понять, что будет рада получить должность с одобрения США. Северной Корее угрожает куда большая опасность, чем Ирану.
У Ирана нет программы ядерного вооружения, как у Северной Кореи, у которой есть, пусть небольшая, возможность ядерного сдерживания. Одно дело — отказаться от того, чего не имеешь, и другое – от того, что есть. С точки зрения США, Иран — это солидный рынок, и снятие ограничений на экспорт нефти снизит цены на нефть к ущербу для России, Венесуэлы и Саудовской Аравии, отношения с которой в последнее время ухудшились.
По этим и многим другим причинам переговоры США и Северной Кореи — куда сложнее.
План 5029 и миф о крушении
Что же в таком случае правительство Хиллари Клинтон будет делать? Важно, что Шерман не упоминает то, чего может хотеть Северная Корея — безопасности, прекращения военной угрозы, снятия физических и финансовых санкций, разрешения торговли и инвестиций. То есть пряник. Вместо этого она упирает на силовое решение, которое понадобится при предположительном крушении или перевороте.
„Но, как все более ясно, что нынешнее положение не может продолжаться, и неожиданные изменения — включая внезапное крушение режима или переворот — нельзя исключить“.
Для Сон Чживона из NK News это значит, что она
„…выступает в пользу применения Плана 5029, который… предлагает конкретные действия, которые надо предпринять в случае чрезвычайной ситуации в Северной Корее, включая массовые побеги, переворот, смену режима, захват заложников и т.д.“.
Выполнение «Плана 5029» не будет концом этой проблемы, но скорее — первой стадией разворачивающейся катастрофы. Северная Корея ответит, и это вызовет — и даст предлог для — давно запланированного вторжения США и Южной Кореи с ужасными последствиями для полуострова и за его пределами.
Вера в «крушение» продолжается уже четверть века, и поразительно, что когда официальные лица и политики ее поминают — Шерман, Обама, Пак Кын Хе — достойные доверия наблюдатели этого не делают. Даже Эйден Фостер-Картер, который предсказывал неминуемое крушение часто с 1989 по 2009 год и явно желал бы КНДР провалиться (постепенно), назвал это «полной и известной чушью».
Что это значит? В самом ли деле Шерман верит в неизбежное крушение, или скорее хочет, чтобы мы в это поверили? Если крушение(переворот) выдвигают как предлог для военных действий, вроде Оружия Массового Поражения (ОМП) в Ираке в 2003 или «озабоченности» гуманитарным кризисом в Ливии в 2011? Раздутая угроза геноцида в Ливии была ложью и «озабоченность» была лживой.
Шерман отмечает, что «Китай до сих пор не желает принимать во внимание» крушение(переворот), что на деле означает, что, несмотря на все хотелки, Китай отказывается от приглашения поучаствовать в нападении США и Южной Кореи на КНДР. Очень странно. Конечно, если США на самом деле нападет на Северную Корею, Китай может прагматически с этим смириться, чтобы снизить свои потери. Или может вмешаться, как в 1950.
Венди Шерман предлагает список «очень сложных проблем», которые придется решать после вторжения, причем это слово она подразумевает, но не называет:
В случае крушения режима, какие действия предпримут США, Южная Корея и Китай?
Как можно избежать конфликта между этими силами на полуострове?
Какие шаги надо сделать, чтобы взять под охрану северокорейское производство атомного оружия и материалов.
Какие меры нужны для решения проблем мигрантов и беженцев?
Какие гарантии следует дать о договорах, которые Китай заключил с Северной Кореей, включая вопросы о границе?
Будут ли вооруженные силы США оставлены на полуострове после разрешения кризиса, а если да, то в каком количестве?
Как будет управляться Корейским полуостров — будет ли немедленное объединение или период конфедерации, или другой вариант?
Что заменит перемирие, если понадобится?
Кто оплатит экономическое восстановление?
Не думая о последствиях
Чего не хватает в этом списке — маленького вопросика о северокорейском ответе, контрнаступлении и сопротивлении. Это напоминает средневековую проблему существования зла (как может зло существовать, если бог всемогущ, всезнающ и всеблаг?) Если Шерман в самом деле верит в такое «крушение», то она не годится занимать высокую должность, а если для нее «крушение» – предлог для нападения, тогда почему не говорит о последствиях?
У США есть привычка — к беде их жертв и их самих — нападать на страны, не разработав вопрос о последствиях. И они тут не одиноки — армия Германии вторглась в СССР в июне 1941 года даже без запасов зимнего обмундирования, потому, что они собирались вернуться домой к осени. В случае США Ирак в 2003 году — только один пример.
Вот что думал английский генерал, который был связным тогда в Вашингтоне:
„Нападение считали своего рода быстрым обезглавливанием. Было решено, что государство Ирак — под контролем вернувшихся эмигрантов — продолжит существовать и возьмет на себя управление страной в день после завершения вторжения“.
Отсутствие плана последствий было одним из пунктов критики в расследовании Чилкота, опубликованного в Англии 6 июля 2016 года.
Стоит напомнить, что «обезглавливание» было важной частью в недавним военных играх США и Южной Кореи. Разумеется, тут есть важные отличия. Вместо сброда эгоистичных иракских эмигрантов, никому не известных в Ираке, у США есть Южная Корея, чье правительство вложило много сил и средств в бюрократические планы управления Севером после «объединения» и которая может опираться на самый большой в мире резерв военных — около 5 100 000. Однако, маловероятно, что захват и усмирение Северной Кореи будет той самой «прогулкой», на которую надеялись при завоевании Ирака (и зря надеялись)
Несколько лет назад Беннет и Линд посчитали, что
„Если крушение произойдет сравнительно благоприятно, военная сила для стабилизации Северной Кореи может быть от 260 до 400 тысяч солдат“.
И это при «благоприятном» варианте:
„… что лидеры Северной Кореи убегут из страны или спрячутся, а не будут готовы к бою, и что армия Северной Кореи на окажет значительного сопротивления стабилизирующим силам“.
Не думаю, что букмекер сочтет это вероятным. Если будет принято решение напасть на Северную Корею, разумно будет рассчитывать на куда большую «военную силу для стабилизации» и запасти зимнее обмундирование.
И вторжение должно быть не просто разрушительным, как в Ливии и Сирии. Во-первых, Северная Корея ответит на любое нападение вроде удара по атомным объектам, не говоря о «обезглавливании». Это не будет (пока) атомный удар по США, но будет достаточно американских солдат и гражданских в радиусе поражения. И начав, надо еще закончить.
Во-вторых, Южную Корею вряд ли можно будет удержать от использования возможности захвата Севера. А армия США командует армией Южной Кореи в случае войны.
Ливия: война Хиллари
Хиллари Клинтон голосовала за нападение на Ирак, но кроме этого, не несет за него ответственность. Но Ливия — другое дело. Нападение на Ливию было ее Оружие Массового Поражения. Известно, что Барак Обама колебался в этом и другом случае, и что нападение на Ливию было «войной Хиллари». Барак Обама на самом деле высказал некоторое сожаление, так как он, как сообщают, сказал, что его худшей ошибкой было „возможно, не планирование того, что сделать на следующий день после того, что я думал было правильным — вмешаться в Ливию“. Он не сожалеет об убийстве Ливии, а о том, что не приняли меры, чтобы убрать труп, пока он не начал вонять. Но на самом деле последствия были неизбежны из-за свержения Каддафи с помощью джихадистов и недовольных представителей племен.
Влияние переговоров США и Северной Кореи
Нападение на Ливию очень важно по двум причинам. Первое — история переговоров США с маленькими, враждебными государствами, особенно с Северной Кореей. Госсекретарь Кондолиза Райс договорилась с президентом Каддафи, что если Ливия откажется от оборонительного Оружия Массового Поражения, то США будет уважать суверенитет Ливии — не угрожать «сменой режима». Ливия стала союзником США в «войне против террора» и ее хвалили за соблюдение прав человека. Северной Кореи советовали брать пример с Ливии. Все это было забыто при госсекретаре Хиллари Клинтон. Если США решит серьезно вести переговоры с КНДР, пример Ливии сделает это очень трудным, но с госсекретарем, которая нарушила обещание, будучи президентом, это будет практически невозможно. Если большинство американцев не доверяют Хиллари, не удивительно, что в Пхеньяне — тоже. Нет сомнения, как пишет газета, Chosun Ilbo что «Вмешательство в Ливии усложняет достижение отказа Северной Кореи от ядерного оружия».
Чему случай с Ливией учит нас о Хиллари Клинтон.
Второе: Ливия — пример действий Хиллари Клинтон и, возможно, предвестник того, что принесет ее возвращение во власть. «Смена режима» замаскированная под «гуманитарное вмешательство» в Ливии — ключевой пример авантюризма Хиллари Клинтон как госсекретаря. Это многие, в том числе в СМИ США, признают, как принесший катастрофические последствия, вот пример заголовков:
«Сторонники Каддафи снова на виду в разочарованной Ливии» (Foreign Policy)
«Ливия пытается укротить вооруженные формирования, среди роста хаоса» (New York Times)
«Американцы должны призвать к ответу военное лобби за катастрофу с Ливией» (Huffington Post)
Алан Дж Куперман — ученый, который много сделал для разоблачения дезинформации «гуманитарной интервенции», также показывает ограниченность такой научной работы в статье в Foreign Policy под названием «Катастрофа Обамы в Ливии: как интервенция с лучшими намерениями кончилась провалом». Обама был тогда президентом, так что он несет ответственность. Но именно Хиллари Клинтон была движущей силой, и поскольку он уже прошлое, а она может быть будущим, это важно. Однако, противопоставление «интервенции с лучшими намерениями» «провалу» требует внимания. Это хорошо известная, и, вероятно, утешительная байка о том, что все американские войны (и путчи, санкции и тд) делались с лучшими намерениями, и это якобы оправдывает все разрушения. Не будем пока про благие намерения. Например, это не слишком правдоподобно, учитывая долгую историю насилия против других стран с сопутствующими разрушениями и смертями. Например, есть список, составленный Уильямом Блумом. Но нельзя доказать, каково было намерение. Мы не можем заглянуть в головы другим людям, даже с собой это трудно. И самообман тоже очень распространен, особенно среди политиков. Благие намерения могут быть опровергнуты — например, исповедью на смертном ложе, но пока этого не произошло.
Если «благие намерения» не имеют смысла, как насчет «провала»? Если намерения были гуманитарными, тогда результат — провал. Но если настоящей целью было что-то иное, это уже не обязательно. Эти возможные намерения могут быть скрыты, но их можно обнаружить.
Почему напали на Ливию?
До сих пор неясно, почему Хиллари Клинтон так уж приспичило в союзе с джихадистами свергнуть Каддафи. Почему террористов, которых изображали главной мишенью внешней политики США после 11 сентября, вдруг взяли на роль «союзников»?
Есть несколько объяснений, часто связанных друг с другом. Нефть и Китай? Достаточно почитать стратегические доклады в бумагах «Африком» США, чтобы понять настоящую цель в Ливии: «контроль над ценными ресурсами и изгнание Китая из Северной Африки». В таком случае, похоже, это был успех. Китай потерял 20 миллиардов долларов инвестиций в Ливию, и, мало вероятно, что в ближайшем будущем предложит что-то еще.
Китай «временно закрыл» посольство в Ливии в мае 2016 году в условиях ухудшившегося конфликта, и когда оно откроется — неясно. Ответ Китая на войну в Ливии был похож на его ответ по поводу Кореи. Китай пытался умилостивить США, согласился на резолюцию Совбеза ООН и поспешил установить отношения с «Национальным переходным правительством» Ливии (NTC).
Была ли Россия тоже мишенью? Если да, то и тут был успех, хотя, что важно, это привело к усилению решимости России поддерживать Сирию.
Еще интереснее объяснение, что дело в решении Каддафи отказаться от нефтедолларов (как Саддам) и организовать независимую платежную систему на основе золотого динара, что дало бы Африке шанс сбросить финансовое иго Запада. Если так, что и в срыве этих планов был полный успех.
Выдумки о «умной силе»
Что думает сама Хиллари Клинтон об интервенции в Ливии? Это очень важно, потому, что если она считает это провалом, тогда она с меньшей охотой будет пытаться ее повторить ее в другом случае, например, в Корее. Если она считает это, в общем, успехом, это вдохновит ее на повторение. Будет ли «ливийская модель» новым образцом для распространения силы США? Нью Йорк Таймс полагает, что это именно так: «Тактика США в Ливии может послужить образцом для других попыток».
Но, возможно, Клинтон думает иначе.
Она считает это применением «умной силы»:
„Это как раз тот тип мира, который я хотела бы видеть, где это не только США, пока все остальные стоят в сторонке, а мы платим цену и приносим жертвы“.
Она была права, что США не «приносили жертвы». Во время нападения не было жертв среди американцев, и только 4 после — в Бенгази — 4 американских дипломата (цереушника) убиты при не до конца объясненных обстоятельствах, но что-то связанное с оружием для джихадистов, предназначенных для Сирии. А вот ливийцы принесли жертвы — одна из оценок дает до 25 000 жертв только от бомбежек, но точное число не известного. Разрушения Ливии в смысле человеческих жертв, в физическом и политическом смысле — огромны, и отголоски ощущаются по Северной Африке, в Алжире, Тунисе, Египте и Мали. И в Сирии. Толчок, данный джихадистам в Африке мог быть не запланирован, хотя Африком США (Африканское командование Вооружённых сил США) мог увидеть в нем оправдание для усиления присутствия войск США в Африке. За поток беженцев, из Африки через Ливию, и из Сирии расплачиваются сами беженцы, соседние страны – как Турция и Иордания, и Евросоюз — но не США, которые почти не приняли беженцев.
Никаких жертв со стороны США, особенно убитыми или ранеными — часть «умной стратегии» – основано на том, что пехоту предоставляют другие. Лучше всего — с добавкой бомбежек, чтобы ослабить армию страны, на которую нападают, и облегчить наземное вторжение. Проблема в том, что эти «другие» имеют иные цели — и часто несовместимые с целями США. И пока США болтают о том, что «свергли диктатора», их главная цель была уничтожение независимого государства, которое пыталось ставить свои интересы раньше интересов США. Но другие — те вооруженные группировки, кого США использовали прямо или косвенно – имеют другие цели — разнообразные и редко совпадающие с таковыми у США. Потом другие страны — Катар, Саудовская Аравия и Турция, которые организовывали и помогали этим бандам, но имели свои цели. В странах с племенными раздорами, вроде Ливии, врагом может оказаться само государство. В странах как Афганистан, Ирак или Сирия, где использовали религиозные и национальные различия, врагом оказывается светское и многонациональное государство — часто порождение прежних европейских колонизаторов — прямым вмешательством или примером. Ничего из этого не способствует созданию нового действующего государства, тем более демократического. Еще больше положение осложняется тем, что в исламском мире самые готовые нести жертвы, чтобы разрушить светское националистическое государство — это разного рода джихадисты. Общего у них — ненависть к местным врагам, что не мешает им ненавидеть США не меньше. «Умная сила»? Скорее похоже на пожог запального шнура, чтобы потом с безопасного расстояния наблюдать за взрывами.
Хиллари Клинтон, Пак Кын Хе и год 2017
Что все это сулит для политики Клинтон в отношении Кореи?
Как уже упомянуто, положение на Корейском полуострове сильно отличается от Ближнего Востока и Северной Африки. Разрушение государств бомбежкой и вооруженными группировками в наказание за независимую политику и для лишения соперников — Китай и Россию — возможности инвестиционных возможностей — это не политика, которую можно назвать достаточной. Северная Корея может и ответить. Южной Корее придется попытаться взять под контроль Север, и на это неизбежно последует сопротивление. США не смогут наблюдать с безопасного расстояния, потому, что по договору США командует южнокорейской армией. Это в свою очередь означает, что весьма вероятно вмешательство Китая в какой-либо форме.
Обама использовал миф о крушении как предлог для бездействия (ничего себе бездействие — постоянные провокации, санкции и угрозы – переводчик) — политики «стратегического терпения». Может ли Хиллари Клинтон использовать этот миф как предлог для военных действий. На результаты военных действий не влияет то, насколько тяжесть гуманитарного положения преувеличена или искажена. Но крушение — другое дело. Слишком много войн было начато с ложных надежд на быструю и легкую победу.
Возможность военных действий США в Корее нужно рассматривать на фоне геополитического положения в конце эпохи Обама и преобладающей всемирной стратегии США. Как Пак Кын Хе пришла к власти с провозглашением менее враждебной политики в отношении Северной Корее, чем ее предшественник — так называемая «Политика доверия» – и тем не менее, довела между-корейские отношения до самого низкого уровня за последние десятилетия, и то же касается Обамы. Патрик Л. Смит (автор книги „Время вышло. Американцы после американского века“) подводит итог внешней политике Обамы:
„Барак Обама – «миротворный» президент, оказался мастером в сохранении врагов“.
Самые важные из этих врагов, конечно — Россия и Китай. Смита никак нельзя назвать единственным, кто указывает:
„Варшавский саммит (НАТО 8-9 июля 2016 года) подтвердил, что Россия — враг №1, в то время, как министр обороны США Картер в последнее время ведет кампанию за повышения накала военных страстей в западном Тихом океане и объявляет Китай – №2“.
Кроме их значимости в мировой политике, и Китай и Россия находятся рядом с Корейским полуостровом и поэтому неизбежно затронуты политикой США в отношении Кореи и реагируют на нее. Например, размещение ракетных комплексов THAAD в Южной Корее, которое считается, особенно в Пекине и Москве, нацеленным на Китай и Россию, вынуждает Китай пересматривать свою корейскую политику, что вызывает озабоченность Сеула, и, очевидно, оптимизм в Пхеньяне. Американские действия в Южнокитайском море, в Сирии и на границе с Россией, сближают Россию и Китай и вынудит их переоценить их корейскую политику, которая в последнее время была направлена на согласие, даже на умилостивление США. Это видно по их поведению в Совбезе ООН, согласием с резолюциям, осуждающими Северную Корею, хотя и пытаясь их смягчить. Когда отношения с США ухудшаются, можно ожидать и меньше согласия с США по Корее. США уже давно надеялись, что китайское экономическое давление на Северную Корею приведет к ее крушению. Если эти надежды рухнут, возможно, что использование военной силы, пусть самое глупое и катастрофическое в реальности, могут посчитать единственно возможным решением.
Хиллари Клинтон 4 года была госсекретарем у Обамы, и несет очень большую долю, хотя не всю, ответственности за внешнюю политику Обамы. Мы рассматривали ее роль в Ливии, и были другие случаи, когда она была у руля. Например, сообщают, что она сыграла важную роль в давлении на Филиппины, после чего они отказались от двусторонних переговоров о территориальных спорах с Китаем, и подали в суд. В самом деле, Клинтон может похвастаться, что все противостояние с Китаем в Южнокитайском море — ее рук дело. Ее считают отъявленным ястребом в отношении к России. Правительство Обамы отказалось вести переговоры с Северной Кореей, и довело отношения с Россией и Китаем до уровня, похожего на время Холодной войны. Отчасти это «заслуга» Хиллари Клинтон, и нет сомнений, что будет более агрессивна, чем Обама.
2017 год может быть очень опасным. Это будет последний год власти Пак Кын Хе, и ее сменщик может не решиться рискнуть, чтобы сорвать банк на объединении Кореи. Это может быть и первый год власти Хиллари Клинтон, и она может захотеть отличится от своего предшественника. Этот год, также, как указал Stratfor, выпадает на период повышенной, но уменьшающейся слабости Северной Корее, которая спешит создать действующий ядерный щит, и это сделает нападение на нее слишком затратным для США — другими словами, «последний шанс» остановить ее, прежде чем она станет «страной с ядерным вооружением».
Год 1917 был бурным, особенно с Октябрьской революцией в России, увековеченной в 12-й симфонией Шостаковича. Сто лет спустя президент Хиллари Клинтон может и затмить это, с войной в Сирии с участием России и войной в Корее с участием Китая. Это будет такая катастрофа, которую вряд ли захочет воспеть какой-то композитор.
Тим Бил (Tim Beal) — ученый из Новой Зеландии, специалист по азиатской геополитике.
|