В детстве мне нравилось слушать, как отец и его друзья обсуждают работу. Большей части того, о чем они говорили, я конечно не понимал. Но у меня в комнате на стене висела большая пластиковая географическая карта – красивый подарок немецких товарищей, и когда я слышал что-то вроде «Кирилл уже в Луанде», я бежал к себе и втыкал в далекую Луанду красный флажок.
У отца было много друзей, а у меня – много флажков, и в нашей пестрой компании всегда бурлила жизнь. Они то «подходили к Луанде», то оставляли ее, или срочно вылетали в Бухарест, или «еще на два месяца» задерживались в Ханое, или… бывало и такое, что дядя Коля к нам теперь нескоро зайдет. Тогда я убирал флажок с карты.
Благодаря их «производственным совещаниям» или, иногда, благодаря их молчанию, я изучил многие светлые и темные стороны политической географии еще до того, как пошел в школу.
В газетах о них писали как о советских специалистах, работающих за рубежом. Безусловно, специалистами они были самого высокого класса. Не каждая страна могла бы позволить себе таких. И была в их время только одна такая страна – НАША.
Но как называлась их «специальность»?
Среди них были люди разных формальных профессий: военные, дипломаты, инженеры, ученые, партийные работники, были врачи и спортивные тренеры, и еще, к примеру, педагоги. Но все же, насколько я понимаю, это было и их пониманием тоже, что неформальная специальность у них на самом деле одна.
Велись разговоры о том, что было бы неплохо «всему этому» учить в каком-то институте. А то ведь опять «дров наломают» как в Пномпене, Пхеньяне, Конго и т. д. И кто-нибудь косился на меня (или мне так казалось). В чем можно было наломать дров, – это я в институтском возрасте уже понимал, поскольку на науки смотрел через призму «производственных совещаний» в доме отца. Но как «это» называется?
Слова «прогрессор» в их языке не было, но я абсолютно уверен, что образы «прогрессоров» у Стругацких списаны с них. Слишком уж много параллелей.
В развитие дискуссии в ЖЖ, начатой nosikot[1] , и к которой уже присоединились tslongin[2] , malenkichelovek[3] , chipstone[4] и другие, думаю, будет полезным описать систему взглядов или идеологию прогрессорства. Это будет мой вклад в начинание товарищей и дань уважения прекрасным людям – моим учителям.
Люди будущего
Мы все подвержены аберрациям механистического мышления, заставляющего нас видеть конечное, законченное, готовое, ставшее там, где на самом деле имеет место процесс. В политическом сознании распространено ожидание готового конечного решения, которое, к добру или не к добру, все изменит в один момент. Под это гипотетическое решение изобретается столь же гипотетическая фигура – агент действия. Или же реальным фигурам политики безосновательно приписываются качества такого агента. Сталин придет, порядок наведет. Или Бандера, Ходорковский…, список конкретных визуализаций ожидаемого чуда можно продолжить.
Идеология сама по себе наукой не является, но ее можно оценить с научных позиций. Для этого, однако, необходимо сразу отбросить все наши заблуждения о конечном. В мышлении людей нет конечных явлений, но происходят бесконечные процессы. Эпохальные разовые события складываются из малозаметных процессов мышления и ординарных действий, им сопутствующих: карьерных перемещений, командировок, ссор с женами, разногласий с коллегами и т.п. Поскольку мы эти процессы не замечаем, или не можем охватить их во всей значимой совокупности, их внезапно проявляющийся результат выглядит как бы чудом, погруженным в тайну.
В социальной действительности на самом деле не так уж много тайного, а настоящим чудом была бы способность увидеть в массе ординарного и привычного нечто возникающее и нетривиальное – будущее.
Нет ничего проще, чем сказать о друзьях моего отца, что они были коммунистами, и поставить на этом точку. Но что такое коммунизм как вообще процесс, и как процесс в каждом индивидуальном человеческом сознании, в него вовлеченном?
В ходе дискуссии этот вопрос возникал. Отвечу на него как смогу.
В сознании людей, действительно вовлеченных в процесс коммунистического строительства, а именно таковы были друзья моего отца, коммунизм складывался из массы отдельных решений и действий, нацеленных на достижение каких-то промежуточных и не всегда слишком амбициозных результатов, он был рутиной, долгим ожиданием или очень эпизодически – подвигом, тем, за что рисковали, иногда и головой, хотя чаще карьерой, тем, о чем писали в отчетах, на что требовали средств, и в чем ошибались, – это был и управленческий, и бытовой, и морально-волевой процесс, который едва ли осознавался как законченная схема и редко назывался по имени.
Но если посмотреть на коммунизм в более широком контексте, то сразу можно обнаружить, что людей, на практике в него вовлеченных, в СССР было не так уж много.
В идеологию коммунизма как в процесс не были вовлечены его заказчики – руководство партии и страны.
Руководство СССР рассматривало людей, вроде моего отца и его коллег, в качестве менеджеров большого магазина по продаже коммунизма. Их отношение к менеджерам могло быть и внимательным, и требовательным. Но эта требовательность не распространялась на сам товар – коммунизм. Таким же образом, скажем, богатый владелец магазина для очень бедных людей был бы заинтересован в эффективности своих менеджеров, но сам он свой товар не покупает, это не его уровень. Для личного потребления ему его товар не интересен.
Минимальную роль в этом процессе играло и население СССР. Хотя именно оно в основном пользовалось побочными благами коммунистического идеологического процесса, содержание самого коммунизма воспринималось советскими гражданами как нечто такое, что их заставляют покупать, как ненужная нагрузка.
Тот застой в идеологии, о котором часто поминает nosikot[1] , я объяснил бы именно этим обстоятельством не вовлеченности владельцев и потребителей коммунистической корпорации в коммунизм как в процесс их каждодневной деятельности.
Я был вовлечен в этот процесс как ребенок, но когда я вырос, и сам стал работать кое-где, а потом кое-где еще, а потом еще и в МИДе, я обнаружил, что коммунистическое прогрессорство интересно только мне, а больше оно никого не интересует. Да, окружающие меня «специалисты» совершали некие действия, которые в чем-то походили на действия рабочих муравьев коммунистического муравейника, но эти действия уже казались хаотическими и бессмысленными, как бы технически правильно они не выполнялись. А потом и магазин закрыли. Или, точнее, перепрофилировали.
Но вот что любопытно: на очень глубоком неформальном уровне происходящие в России процессы ничуть не напоминают хорошо мне известные по годам командировок действия капиталистических муравьев.
За одним исключением, но существенным.
Руководство России, безусловно, в капитализме заинтересовано.
Но это 1% населения. Что касается потребителей капиталистического супермаркета, они, делая вид, что идут за капиталистическим товаром, втихоря, мимо кассы, шмыгают в кладовку, где недобросовестные менеджеры впаривают им лежалый коммунистический товар, у которого давно истек срок годности. Это кажется внешне бессмысленным, но на глубоком ментальном уровне Россия все еще остается коммунистическим муравейником.
23 года – слишком много, чтобы не задуматься о скрытом системном процессе, имеющем именно идеологическую природу.
Очевидное противоречие между не вовлеченностью коммунистического потребителя в идеологию как в процесс деятельности и неспособностью формально капиталистического россиянина отказаться от потребления коммунизма, говорит о том, что в науках об обществе у нас пропущено все самое интересное и существенное.
Но искать, что там пропущено, уже времени нет.
Важно принять как факт, что феноменальная наркотическая зависимость от прошлого существенно сокращает и круг будущих возможностей.
Коммунизм – это идеология будущего, таков первый вывод, и, кажется, другие варианты всерьез даже не обсуждаются.
Муравьи и матка
Ребрендинг коммунизма, о котором также много говорят, по факту постоянно сопровождает коммунизм как идеологический процесс. Возможно, именно поэтому советские прогрессоры предпочитали не называть коммунизм по имени, поскольку готовое конечное имя не слишком хорошо подходит для описания незавершенного процесса, для постоянного ребрендинга прошлого.
С другой стороны, если под ребрендингом понимать внешние улучшения или маркетинговые ходы в отношении товара, чтобы он лучше продавался в магазине, или привлек принципиально иную аудиторию, то это, на мой взгляд, было бы нерациональной тратой сил.
Идеологические процессы безграничны во времени, но границы у них все же существуют: по охвату, по количеству участников, по культуре, психологическому типу и т. д.
Забавно было бы увидеть ребрендинг христианства применительно к потребностям мусульман и иудеев. Ребрендинг альтруизма применительно к вкусам эгоиста, ребрендинг корма для рыбок, ориентированный на владельцев собак.
Никита Сергеевич Хрущев, например, мастерски провел ребрендинг канадских вахтовых поселков для населения многомиллионных мегаполисов, чем успешно сократил статистику деторождений в СССР. В 1955 г. было в среднем 3 рождения на одну советскую женщину, а в 1965-м таких рождений приходилось только 2.
Повторюсь: процесс имеет границы, как река – берега. Не нужно нарушать естественные законы социума, которых мы, кстати, толком и не знаем.
Но и не зная этих законов, мы все же можем избежать многих ошибок, действуя соответственно здравому смыслу.
Здравый смысл подсказывает, что никакой завуалированный или сильно приспособленный к вкусам сторонников капитализма коммунизм не будет принят капиталистическим руководством России. Потому не стоит тратить силы на этот тюнинг.
Другое дело, что, будучи заинтересованными в капитализме, правители России не умеют управлять строительством капитализма. Все они представляют собой выходцев из маргинальных слоев советского коммунистического болота, у которых была темная вера в преимущества капитализма (там баб с голой Ж по телику показывают) и такая же темная зависть к «москвачам», воспитанная десятилетием искусно созданного пятой колонной дефицита. Их мышление сохранило все признаки происхождения из люмпена, способного лишь потреблять чужое. Настоящему капиталисту не пришло бы в голову раздробить и угробить единый народохозяйственный комплекс СССР. Настоящий капиталист никогда бы не поверил, что условие, предлагаемое взамен, то есть спрятать награбленное за пазухой у прямого конкурента, будет этим конкурентом выполнено. Что это условие хоть чего-то стоит.
Беру только два аспекта строительства капитализма, которые напрямую зависели от волевого решения бандократии, и в обоих она умудрилась ограбить саму себя.
Обычные капиталисты так не поступают. Принятие обоих условий характеризует российских решальщиков как люмпенов именно коммунистического типа, которые не понимают на уровне инстинкта, что такое конкуренция и монополия.
Что касается народа, то, будучи недовольным своим коммунистическим домом, народ, как и его худшие из худших, точно так, как они, оказался неспособен жить в ином, капиталистическом доме в качестве успешного потребителя. Если вернуть народ в его естественные коммунистические условия, он точно так же будет ими недоволен, но, напротив, будет в этих условиях правильным успешным потребителем, что от народа, в принципе, и требуется.
Беда в том, что одного лишь потребительства недостаточно.
Хотя прямое деятельное неприятие коммунизма, за исключением небольшого круга «знати», коммунизму в России не грозит, нам как обществу угрожает идеологическая опасность другого рода.
А именно, сохранение положения, когда у нас отсутствуют любые идеологические управляющие процессы. Происходящее в России напоминает сюжет одного фантастического рассказа, где был описан подземный автоматический завод, чей управляющий центр был разрушен катастрофой. Роботы выполняли свои функции, но в отсутствие сложной координации их действий, вагонетки сталкивались, готовый металл выливался в отходы, то есть отдельные операции были формально правильными, но без результирующего правильного эффекта. Так же и у нас, в России, бунт против коммунизма в коммунистическом обществе оказался бессмысленным, но беспощадным и разрушительным.
Однако, остановив это бунт просто волевым решением, мы получили бы все то же самое: вагонетки сталкиваются, а металл выливается в отходы.
Чтобы действия человейника стали осмысленными, нужно вернуть в человейник матку – управляющий идеологический процесс.
В отсутствие маточного управления, разрушительные процессы в человейнике, будь то в формально-капиталистическом, или в формально-коммунистическом, не могут быть остановлены.
Партийность идеологии и школа прогрессоров
Идеология, понятая как процесс, и люди, занятые этим процессом в качестве своей каждодневной рутинной деятельности – в сущности одно и то же. Идеологию можно сравнить с алфавитом, в который организованы буквы-человеки. Алфавит без букв был бы бессмыслицей, буквы без алфавита тоже.
Создание алфавита, как и написание идеологии, – великое интеллектуальное достижение само по себе. Но как нельзя стать писателем без того, чтобы иметь читателей, как нельзя быть художником без выставки, так нельзя ничего полезного извлечь из идеологии, которая не является рутинной деятельностью какого-то числа людей. Идеи лишь тогда живы, когда имеют живых носителей.
Никакая идеология не устроит всех людей – этот вопрос разбирался выше. Но как христианство нуждается в церкви христиан, так идеология коммунизма нуждается в коммунистах.
Христианскому обществу для того, чтобы оставаться христианским, не нужно, чтобы все люди в таком обществе были христианами. Точно так же и в коммунистическом обществе может быть некоторое количество деятельных капиталистов и множество других людей, которые «просто живут».
Коммунистическим же такое общество делает господство в нем маточного идеологического процесса коммунистов.
Текст, книга, доклад руководству или положительное решение по этому докладу процессов не запускают.
Тут действуют правила иного рода.
1. Прогрессорская схема
Идеологический процесс является, в сущности, проповедничеством, трансляцией идей от одного человека другому. Общая схема выглядит так: ученик – учитель – ученик.
Люди близки не потому, что им свойственна общность идеологии, а напротив, общность их идеологии возникает вследствие того, что один обучил этим взглядам другого.
Плотин обучил Амвросия, Амвросий – Августина.
Гегель – Маркса, Маркс – Ленина, Ленин – Петрова, Петров – Сидорова.
Если такого неформального внутреннего проповедничества в идеологическом процессе нет, тогда нет и процесса. Тогда идеология становится просто набором текстов, мертвым памятником самой себе.
2. Содержание прогрессорства
Содержанием любого идеологического учения является спасение к нему причастных. Идеология может и не нравиться, но спасение предусмотрено только в ее рамках. У коммунизма именно в сотериологии, теории спасения, есть очевидные преимущества над другими идеологиями. И именно в момент кризиса к этим преимуществам может быть обращено внимание, в том числе, внимание знати. Коммунизм может вам не нравиться, но он лечит.
3. Восприятие прогрессорства извне
У коммунизма была слабая сторона в том, что его представляли в качестве общедоступного и даже обязательного учения. На самом деле, в теории коммунизма немало сторон, делающих его сложным для восприятия, сложным, во всяком случае, для приземленных умов. Упрощать коммунизм под такие умы было большой ошибкой. И не нужно было силком тащить такие умы в коммунизм. Напротив, нужно говорить о том, что лишь тогда спасешься, когда пройдешь обряды, инициации, посвящения и т. п. В прогрессорских союзах существовала внутренняя иерархия – неформальная, но строгая. Все такие союзы имели (и имеют) внутренний язык. Чем недоступнее этот язык для внешнего наблюдателя, тем ощутимее становится аура сакральности.
Я сосредоточился на этих моментах, почерпнутых из «производственных совещаний», поскольку считаю их ключом к перезапуску идеологического процесса в нашей стране и сознательно опустил вопросы текстуального плана.
Коммунистические тексты известны и общедоступны, нет нужды специально повторять их содержание.
В практическом плане мне нравится идея С. Переслегина о необходимости создания у нас Института изучения СССР. Такой институт мог бы стать площадкой для размещения будущей школы прогрессоров.
