Уважаемый друг прислал свою заметку.
Иеще одну свою заметку, в продолжение первой.
Естественно, заинтересовало. Однако, на эту тему я писал уже так много и часто, что просто не хотелось бы повторяться. В связи с чем, в целом, присоединяясь к мнению на сей счет о том, что это кому-то нужно, хочу поведать одну не столь уж отдаленную во времени быль, – а если кто-то сочтет, что не к месту, увы мне, увы...
Итак, совсем не так давно, лет 150 назад, балканские славяне, исповедовавшие православие, но при этом не сербы, жили в полной уверенности, что они болгары. Каковыми и были испокон веков. В разных регионах, конечно, чуть-чуть по разному говорили, были какие-то различия в орнаменте костюма, кто-то ходил в церковь, подчиненную епископу Софии, а кто-то в церковь, подчиненную епископу Солуни, но никаких дополнительных вопросов не возникало.
Затем, однако, случилась русско-турецкая война. На карте вместо Северной Румелии появились Болгария, часть Болгарии исторической. Еще один кусок, Южная Румелия, стал автономией в составе Османской империи, а Македония так и остались, как говорят сами болгары, «в цепях». Чуть позжеЮжная Румелия воссоединилась с Болгарией, Болгария разгромила Сербию, непонятно, с какого бодуна возжелавшую компенсаций, в Македонии зашевелись активисты, желавшие странного, – и в больших кабинетах уразумели, что на Балканах вот-вот появится региональный гегемон, способный начать в мягком подбрюшье Европы собственную игру.
С тех пор Болгарию начали щемить. Особенно сербы, имевшие свой взгляд на то, кому следует быть региональным гегемоном, в связи с чем, понятно, целившиеся на Македонию, каковую объявили населенной сербами. А поскольку никто к таким утверждениям не прислушался, а в первую очередь, те самые активисты, без которых продвинуть идею было невозможно, в 1888-м сербский дипломат Стоян Новакович с подачи Вены (в тот момент Београд был проавстрийским по самые уши) выдвинул идею «македонизма». То есть, концепцию, согласно которой славяне Македонии, увы, не сербы, хотя к сербам и ближе, чем к болгарам, к которым вообще никакого отношения не имеют. Ведь ясно же, раз по-македонски «таа затвори очите», а по-болгарски «тя затвори очите», так языки совершенно разные.
Идею сочли богатой. Выделили деньги (сегодня сказали бы «гранты») на открытие школ для детей из «изнывающей под турецким игом Македонии», куда потянулись подростки, которым в Сербию было ближе, чем в Болгарию, – и в том числе паренек по имени Христо Мисирков. Поучился в сербском Шабаце, потом поехал в Софию, но не ужился, ибо уже проникся «македонизмом», в Болгарии не поощрявшимся. Переехал в Београд, там познакомился с Новаковичем и получил стипендию, основал газету на «македонском» языке (собственно, болгарском, но добавив в алфавит две сербские буквы), потом, опять же на королевскую стипендию, закончил университет в России, вернулся домой, и вскоре (харизматичен был) собрал кружок из крестьянских ребят, раскрыв рты слушавших объяснения, что «Македония – не Болгария». Тем паче, что сочиняемые им буквари и прописи очень быстро и совершенно бесплатно печатались в Београде, а турки на деятельность Мисиркова смотрели спокойно, довольные уже тем, что хоть кто-то из политически активных в их Македонии не целится воссоединяться с Маткой-Болгарией.
И наконец, в 1903-м году вышел в свет труд «О македонской проблеме»: Христо обосновал существование македонского языка, который не болгарский, македонской нации, которая не болгарская, и собственных политических интересов, главный из которых не попасть «под болгарское иго», но стать или отдельным государством «под опекой Сербии», или автономией в составе той же Сербии, потому что Сербия македонцев признает, а Болгария считает болгарами. Вышла книга за королевский счет, огромным по тем временам тиражлом, в академических кругах Београда была принята на ура, но в самой Македонии не раскупалась совершненно: абсолютное большинство тамошних активистов прочно считали себя болгарами, а Христо, требовавшего именовать себя только «Крсте» слегка придурковатым.
Время, однако, рассудило иначе. В Македонии начались восстания, к 1908-му подавленные турками, затем прогремели Балканские войны, по итогам которых «концерт» присудил сербам большую часть края, затем бабахнула WWI, и Болгария потеряла даже те клочки, которые имела. Македония стала сербской. После чего всякие разговоры о «македонском языке» стали, в лучшем случае, неприличны. Ведь глупо же природному сербу, наконец-то вернувшемуся в лоно Майки-Сербии, говорить на подпорченном «болгарщиной» диалекте сербского. А далее, – уже при Тито, – пишет Отто Кронштайнер, «не было такой фальсификации, такого искажения и такой подделки древних грамот, на которые не пошли бы энтузиасты, не брезговавшие даже прибегать к помощи властей». Излишне говорить, что энтузиастов поощряли и всяко продвигали, сделав Македонию даже отдельной республикой в составе федерации. Лишь бы не.
В общем, ничто не ново.
Мисирков же, ставший в Београде совершенно никому не нужным, поскольку его глупости о каком-то «македонском языке» и, тем более, какой-то хотя бы автономии для «македонских сербов» никто не хотел и слышать. И жить стало не на что, потому что по-сербски он, хотя и знал блестяще, говорить принципиально не хотел. Так что, пришлось переезжать в Софию. Место учителя болгарского языка там нашлось быстро, на легкий сельский акцент никто не обратил внимания, и жизнь, хотя и очень бедная (он был хорошим журналистом, но писал только про «македонский вопрос», и печатали редко, а зарплата в школе была маленькая) как-то пошла своим чередом. Аж до 26 июля 1926 года, когда Крсте Мисирков скончался.
Добавить остается разве, что г-ну Верхотурову и ему подобным, на мой взгляд, смерть в нищете явно не грозит.
|
