Захар Виноградов , «Украина.ру» – ukraina.ru 06.06.2025, 09:46

© РИА Новости . Евгений Биятов / Работа учебного центра на базе отдельного инженерно-саперного батальона им. Д.М. Карбышева в зоне СВО
О том, что сапер ошибается один раз в жизни - знают все. О том, какой проводок резать - красный или синий, чтобы мина не взорвалась, показывают нам в кино. А как на самом деле организована работа саперов? Как они относятся к своей работе и что считают главным в жизни изданию Украина.ру рассказал командир саперного батальона Александр Клейносов
— Товарищ подполковник, откуда у вас такой не очень звучный позывной "Песок"?
— Да всё просто. Инженеры, саперы в армии – ближе всех к земле. Поэтому и позывной такой. В моем подразделении в непосредственном подчинении – инженерный саперный батальон. У нас основные 10 задач. Это инженерная разведка маршрута выдвижения, потом минирование, разминирование, потом фортификационное оборудование – экскаваторщики копают, оборудуют пункты управления. Электроснабжение, водообеспечение. Это все мои непосредственные задачи. А самое сложное в этом деле – это установка минно-взрывного заграждения, минирование непосредственно перед передним краем, перед противником. Конечно, противник не дает нам это делать, используя FPV-шки, "птицы", квадрокоптеры.
— Но ведь есть и технические средства минирования. Я видел такие на полигоне. Кроме того, как известно, сейчас минирование можно производить с помощью беспилотников.
— Да все это есть. Но наиболее надежное минирование – вручную. Это когда непосредственно на минирование выходит группа, которая ходит своими ножками, руками устанавливает мины. И есть у нас группа, которая, вот сейчас непосредственно уже эта война показала, с помощью FPV-дронов раскидывает в тылу противника противотанковые, противопехотные мины. Но все равно ручной метод намного эффективнее. Потому что мина устанавливается перед передним краем, самим сапером составляется формуляр и передается это минное поле непосредственно пехотинцам, который сидит и наблюдает за ним. Понимаете? Сапер минирует, пехотинец наблюдает за минным полем. Минные поля, не прикрытые пехотой, это – не минные поля. Мины так же противник может снять, обезвредить и тогда вся работа – насмарку. А когда за минным полем ведется круглосуточное наблюдение, тогда оно эффективнее. Или вот взять минирование с помощью БПЛА. Когда мы с них закидываем мины, мы же не знаем, что произошло после этого. Мы кинули мину на дорогу, наша "птица" улетела заряжаться заново. А когда возвращается в то же место, мы не знаем, может уже сапер ее снял. И техника проехала, а мина не причинит ей никакого вреда.
— Но, с другой стороны, как я понимаю, минирование с помощью БПЛА или специальных технических средств, роботов, безопасна для людей, которые производят такие действия.
— Так-то оно так… Но ведь это и есть война. И тут неизбежны потери. Нет, не хочется, чтобы наши солдаты гибли. Но это же война. Потери личного состава во время нашей работы – неизбежны. Нет, к этому нельзя ни привыкнуть, ни смириться с этим, нет, нельзя... Но и уйти от этого тоже нельзя. И из-за того, что противник применяет эти дроны происходят наши потери. Сейчас вот эта дроновая война, которая идет, можно определенно сказать, что подъехать или подойти близко к переднему краю очень тяжело. Пехотинец сел, окопался, а саперу надо все равно выползти к переднему краю, а сделать это очень тяжело, почти невозможно. Даже ночью – беспилотники оснащены тепловизорами. Мы наблюдаем за противником, противник наблюдает за нами… Но, когда нам ставят задачу, мы ее выполняем.
— Хорошо сказать "выполняем". А как это выполнить?
— А каждый раз по-разному. В этом и заключается, в том числе, конечно, особенности нашей работы – придумать, как перехитрить противника. Вот была у нас задача – подорвать мост, крепкое бетонное сооружение. С той стороны реки, на другом конце моста – противник, на этой стороне мы. И было известно, что он накопил силы для броска. А у нас людей непосредственно в этот момент не хватало. Резервы еще не подошли. Значит, надо взрывать.
Мы долго разрабатывали эту схему, как это сделать. Рассчитывали с командиром роты, у него позывной – "Гефест", чтобы мост сложился. Приняли решение, нашли в колхозе КАМАЗ бортовой. Загрузили его полностью взрывчатым веществом, минами, вывели взрыватель на бок с кольцом. А дальше как? Надо же кому-то выехать на этот мост, а там противник стреляет. Но командир роты согласился сам ехать на этом КАМАЗе ночью. Хорошо, он выедет, а как уйти? Он же не камикадзе… И, честно говоря, просто солдат отправить, ну, как-то тоже нечестно. Тогда я сел в "Ниву" и поехал за ним сзади, чтобы его забрать. Он выехал на КАМАЗе, выдернул чеку и выпрыгнул. Побежал ко мне, сел в "Ниву", и мы на скорости уехали с ним. А прямо за нами мост подорвался, мы еле успели выскочить. С утра смотрим, завалили два прохода.
В радиоперехватах было, что противник был очень раздосадован, у них как раз на утро было назначено, как мы поняли, наступление. Мост снайперы охраняли. Но мы все-таки, рискуя, их перехитрили. Ну, смекалка, скорость и… наглость. Они этого не ожидали. Если бы мы саперов послали минировать мост, они бы точно их расстреляли.
— Вас наградили?
— Да не в наградах дело. Люди наши остались живы и задачу мы выполнили, и противника на нашем участке остановили, не дали ему перейти в наступление. Вот и всё.
— Ну и, конечно, везение, что снайперы не достали вас.
— Это отчасти. Мы ведь быстро действовали и нагло. Они сначала не ожидали, а потом даже не успели прицелиться, наверное. На то и был расчет. Но я вам скажу, так не всегда бывает. Была у нас другая история. Поставили перед нами задачу подорвать дорогу, по которой шло снабжение противника. А это у них же в тылу. Заслали группу саперов, во главе с тем же Гефестом. Они к дороге подобрались, а заминировать ее не могут. Там было такое интенсивное движение, что выйти на нее не было никакой возможности. Двое суток они пролежали в посадке рядом с дорогой. Наконец, уловили момент, когда это стало возможно сделать. Быстренько выскочили, заложили мину и обратно в кусты, ждут. Смотрят, "Газель" летит на скорости, такие у нас "Буханка" называются, издали на буханку хлеба похожа. Короче, наезжает она на мину, та взрывается, но машина успевает[H1] все же как-то проскочить, у нее только кузов сильно задело, по всей дороге раскидало банки с тушенкой, а машина, как была, так и не останавливаясь дальше пролетела. Понимаете, наши саперы рассчитывали, что скорость проезжающей машины будет в пределах 60 км в час, а эта летела на 80-ти… В общем, не повезло, можно сказать зря двое суток в засаде пролежали. Хотя, можно сказать и так: ужина противника лишили (смеется).
— Война войной, но вы же понимаете, что мины, которые вы устанавливаете, на них могут и гражданские подорваться?
— Да, я это понимаю. В полном объеме. Но вариантов нет. Мы идем вперед, мины остаются у нас сзади. Они все равно остаются. Подрывы будут, гражданские будут подрываться. Но, во-первых, мы обозначаем, что поле заминировано. То есть предупреждаем. Но это не всегда помогает. Я сколько по полям хожу всякое видел. У надписи "Заминировано" крестьянин корову выпасает. Я его предупреждаю, говорю: "Тут же вывеска "Мины". Зачем вы сюда идете?". "Мне надо корову пасти". Я говорю: "Вы сейчас пасете корову, а свою жизнь потеряете".
— Вам приходилось разминировать поля?
— Конечно. Много полей остается в тылу у нас. Много пацанов звонят, просят помочь разминировать. Мои группы ходят, разминируют. Они установлены и нами, и Вагнером до нас, и всеми остальными, противником. Потому что мы вперед идем. И потом остаются позади минные поля. Мы разминируем все это. Сплошной очисткой сейчас невозможно сейчас провести, пока война идет. Но мы все равно стараемся, рискуем, конечно, но нельзя, чтобы наши или украинские крестьяне на минах подрывались. Нет, нельзя.
— Когда война закончится, вам придется все опять разминировать?
— Конечно. Тут будут группы назначенны. Так же, как Пальмиру разминировали. Группы назначат и будут проводить сплошное разминирование. Может пропустят одну-две мины. Но не десяток же уже. Большая часть будет разминирована. Если бы не западные страны, то давно бы война закончилась, и мы бы вернулись по домам. И все бы уже решилось. Если бы их не снабжали этим оружием.
— А как вы лично к самим украинцам относитесь? К украинскому народу? Вы считаете, они виноваты в том, что происходит?
— Я считаю, что нет. Есть люди, которые виноваты в этом. Власть, которая непосредственно гнет эту рамку бандеровскую, нацизм. А люди многие не виноваты, что такая ситуация произошла и не хотят этой войны. Я тоже считаю, что им эта война не нужна.
— Я смотрю, у вас очень интересная татуировка. "Надежда, спаси и сохрани". Вы верите в Бога?
— Да. Верю, конечно, в Бога. Постоянно посещаю храмы, церкви. Мой любимый храм – это Дивеево, Свято-Троицкий Серафимо-Дивеевский монастырь. У меня тесть вырос там. Там раньше, при Советском Союзе все эти храмы были потеряны. У меня, получается, тесть там, когда еще был маленький, в интернате учился, на этой территории. И после этот интернат закрыли. И сейчас там храм сделали шикарный. Туда же и Путин приезжал. И я каждый год посещаю.
— О семье часто вспоминаете здесь на фронте?
— Конечно. У меня жена, два сына.
— Сколько сыновьям?
— Одному одиннадцать, другому семь. Сейчас в школу пойдёт. Один учится в Мурманском Нахимовском, второй курс.
— То есть, хоть и военным будет не по вашим, как говорится, стопам пойдет?
— Ну да, училище военно-морское. Но он мечтает стать летчиком, как его дедушка. Мой отец был летчиком, в морской авиации на авианосце "Адмирал Кузнецов" служил. Жена у меня воспитатель в детском саду, в Печенге Мурманской области. Мама – жена военного. Я сам из Курганской области, из Шадринска. Обучался в Нижнем Новгороде, там закончил военное училище. Там же с женой познакомился, поженились. Она из Нижнего Новгорода. Ну, не из самого Нижнего – деревенская. Отец, мама – простые люди, деревенские.
— И вот последний, немного наивный вопрос. В кино часто показывают, как сапер должен решить, какой проводок резать, чтобы остановить часовой механизм , чтобы мина не взорвалась – синий или красный. Так какой проводок резать?
— Да нет такого. Это как бы сказать, просто для фильмов, для интереса. Все взрыватели, они в основном наоборот, на подачу тока рассчитаны. Да, есть датчики разрыва, обманки ставят на мины, на растяжку. Датчик разрыва, если его перерезать, то мина взорвется. А вот этот синий-красный – это только в кино… Сапёр делает из подручных материалов, он никогда не выбирает цвета. Какой цвет? У него попались провода чёрные, он и сделал все чёрные. У сапёра – что у него попалось под руку, то и ставит. А "синий-красный" – это как бы для фильмов чисто.
Захар Виноградов
|