anlazz.livejournal.com 18.04.2016 11:51
Существует расхожее представление о том, что «для коммунизма необходимы совершенно особые люди». Что обыкновенный человек, по своим психологическим качествам, не может существовать в обществе, основанном на общественной собственности. Дескать, наш homo sapiens – «по природе собственник», а значит, будучи помещенным в иной тип общественных отношений, неизбежно будет стремиться к тому, чтобы вернуться к прежнему собственническому образу жизни. Этот аргумент очень часто приводится в дискуссиях о пути к построению социалистического общества. Причем, что самое интересное, приводится людьми, которые, в общем-то, прекрасно понимают проблемы текущего состояния и осознают необходимость изменений. Но вот куда двигаться дальше и как это делать – не представляют.
Поскольку получается, что от «собственнических инстинктов» никуда не деться, и любая попытка перестроения общества неизбежно приведет к тому же результату. А значит – мы до конца своего существования обречены оставаться в рамках одной и той же парадигмы, определяемой самой «природой человека». Главным же аргументом данной позиции, как правило, выступает развал СССР. Дескать, каким бы прогрессивным не было советское общество, оно так и не смогло изменить пресловутой «природы», а значит, и создать человека «под себя». (Разумеется, речь идет, как уже сказано выше, о людях, осознающих тупик антисоветизма, и пытающихся выйти за его пределы). Данная концепция, в целом, приводит к ситуации, когда становятся возможными два способа решения текущих проблем. Во-первых, возможно – тем или иным образом – все-таки изменить пресловутую природу, хотя постоянно подчеркивается сложность данного изменения. Ну, или как вариант – пытаться выбраться из текущей «ловушки», сохраняя собственническое общество.
При этом людей, придерживающихся «первого варианта», можно разделить на две большие группы. Во-первых, это те, кто уверен в полной неизменности «природы», в «заложенности» ее непосредственно в генотип. Несмотря на довольно очевидный недостаток данной позиции – действительно, у «животных предков» человека не существует ничего, хоть как то связанного с «собственностью», она имеет немало приверженцев. Как говориться, личный опыт всего перевешивает всю «книжную науку» - т.е., явления, наблюдаемые лично при развале СССР, воспринимаются, как более значимые, нежели все изыскания по истории первобытных племен. Впрочем, не только это определяет восприятие сторонников «генетической природы» социальности. На самом деле, тут мы можем встретить сам по себе интересный феномен: а именно, употребление «компьютерной модели», согласно которым значительная часть человеческой психики является «прошитой в БИОС» (т.е., в гены). Интересна эта модель тем, что человек тут уподобляется не просто вычислительному устройству (эта идея является популярным с самого начала появления ЭВМ), а вычислительному устройству совершенно конкретного типа – а именно, IBM PC. Именно с ним связана метафора БИОСа, как отдельной части программного обеспечения, не изменяемого произвольно (в отличие от остального софта). Впрочем, этот феномен, понятное дело, надо рассматривать отдельно.
* * *
Нам же тут важно то, что с точки зрения сторонников данной модели единственным способом «подружить» человека с социалистическим образом жизни является изменение его генотипа. Т.е. «перепрошивка» его методом генной инженерии. Разумеется, в настоящее время данная операция невозможна (на самом деле – невозможна вообще никогда), а значит, период для смены типа общественного устройства еще не наступил. Вот когда наука разовьется до того, что позволит получать «альтруистов» в промышленных количествах, то тогда можно будет подумать и о социализме. Впрочем, большая часть этих людей полагает, причем абсолютно справедливо, что в данном случае любые «перешивки» будут вести вовсе не к повышению способности к социалистическому общежитию, а к совершенно иным вещам, более удобным тем, кто будет давать задание на «перешивку». Т.е., вместо социализма получится откровенный фашизм. Впрочем, разбирать эту «ветку» социальной мифологии надо отдельно. Пока же стоит сказать, что помимо чистых «биологистов», т.е., тех, кто убежден, что способность психики к тому или иному поведению зависит исключительно от биологии, существуют также и те, кто убежден в возможности ее негенетического изменения.
Для них, в отличие от «первой категории», достаточно очевидно, что психика человека способна меняться без «аппаратной» прошивки. Поэтому они допускают существование общества, построенного на иных моделях поведения, нежели сейчас. Единственная трудность в таком случае состоит в том, как это изменение провести. Ведь очевидно же, что подобные вещи выступают результатом долгого и упорного труда – порукой этому служит работа современных психологов. В самом деле, если дипломированные специалисты годами могут «возиться» с теми или иными комплексами и иными психологическими проблемами отдельных личностей (получая при этом немалые деньги), то как сделать подобную «операцию» для всей массы граждан? Ведь это требует, как минимум, наличия для каждой личности «персонального психолога», который сможет изменить деструктивный тип поведения, характерный для нашего современника, на что-то более пригодное для общественного бытия.
Наконец, наиболее «мягким» вариантом подобного представления является идея о важности особого воспитания каждой личности. На самом деле, это уже почти не миф – ведь понятно, что большая часть современной (и несовременной) личности формируется именно посредством воспитания. Вопреки уже указанным идеям о «биологической» природе человеческого поведения, именно через данный процесс личность приобретает потребные ей в жизни модели поведения. А значит, именно воздействуя на воспитательный процесс, мы можем получить нужный тип личности. На самом деле, как уже было сказано, это почти настоящий «ключ» к смене типа общества. «Почти» - потому, что в данном случае возникает одна маленькая проблема. А именно – вопрос о том, где взять столько воспитателей, которые смогут «привить» нужный тип личности. Т.е., кто будет воспитывать воспитателей. Правда, на самом деле и это не проблема – великий эксперимент Антона Семеновича Макаренко почти полностью показал, как можно сформировать подобных «учителей». Но об этом будет сказано позднее.
Пока же стоит сказать, что все эти категории «психологистов», т.е., людей, видящих корень проблемы в устройстве человеческой психики, имеют одну черту, объединяющие их с уже указанными «биологистами». А именно – и те, и те убеждены в высокой устойчивости человеческой психологии, в том, что изменить ее крайне сложно. Да, для «биологистов» это почти невозможно – надо «генетику менять». А для «психологистов», особенно сторонников «высокой теории воспитания» - допустимо, вопрос только в приложенных усилиях. Но смысл, состоящий в крайней тяжести «психокоррекции», остается определяющим их отношения к любым переменам, направленным на поиск выхода из современного кризиса. Однако, несмотря на кажущуюся неоспоримость подобного момента (см. тех же пациентов психоаналитиков), как раз он является весьма спорным. Дело в том, что ситуация с устойчивостью психики намного интереснее, нежели может показаться. С одной стороны, действительно, для того, чтобы сменить те или иные ее особенности, очень часто приходится прилагать массу усилий. Именно поэтому большая часть т.н. «методов манипуляции», якобы дающих «абсолютный доступ» к личности, на самом деле представляют собой банальный «развод» для лиц, их применяющих.
Но с другой стороны, в истории постоянно встречаются ситуации с довольно быстрой сменой господствующих моделей поведения. Самая известная из которых – ситуация, возникшая после развала СССР, когда огромная масса населения из вчерашних жителей социализма стала типичными представителями хищнического капитализма. Да, не меньшая (точнее, большая) часть – не стала, хотя со временем и их поведение значительно «подкорректировалось» новыми условиями. Но даже с учетом этого становится понятным, что с привычным нам представлением о психической устойчивости надо что-то делать. В качестве самого яркого примера можно было бы привести процессы, протекающие на современной Украине, однако эта тема сейчас настолько «замылена», что лучше этого не делать. Впрочем, в других республиках происходили не менее серьезные изменения – один переход значительной части тех же «среднеазиатов» или жителей Кавказа на «исламские позиции» чего стоит. Тут даже воспитательный фактор оказывается бессилен: превращение бывших пионеров и комсомольцев в «воинов Аллаха», как может показаться, полностью разрушает все представления о формировании личности. То же самое, впрочем, причем еще более выпукло, может наблюдаться на Ближнем Востоке, где модернизационные режимы, господствующие там с начала XX века, крайне быстро меняются на торжество крайнего исламизма.
* * *
Все это означает, что существует некий фактор, выступающий «ключом» к психическому изменению, применение которого позволяет превратить психику из «монолита», к которому психологи могут годами искать подход, к «пластилину», который крайне легко «перелепить» из комсомольца в исламиста. Впрочем, никакой тайны в этом факторе нет, и на самом деле он весьма очевиден. Речь идет о массовости изменений. С человеческой психикой, как с любой сложной системой, существует парадоксальная ситуация: для того, чтобы изменить одну личность, надо затратить значительные усилия. Изменения массы личностей же не стоят ничего. Чтобы превратить комсомольца в исламиста необходимо всего лишь, чтобы он попал в окружение исламистов – вернее, чтобы его окружающие стали исламистами (если он попадет в чужое окружение, то ситуация будет другой). Впрочем, тут возникает вопрос: а как добиться этого? Т.е., получается, что изначально все равно придется превращать какое-то количество комсомольцев в исламистов в условиях, когда они будут в меньшинстве? Т.е., до определенного момента усилия в данном направлении должны быть все равно значительными – понятно, что по достижении определенного порога они начнут падать, но изначальные то изменения так же нужно делать.
И вот тут мы подходим к самому главному вопросу, который и открывает нам путь к изменению сознания человека. К тому, что же реально лежит в основании стабильности/нестабильности личности, как таковой. Речь идет о тех самых производственных отношениях, о которых так много говориться в марксизме – и которые кажутся столь неважными для всех остальных. (А для жителей бывшего СССР выступают вообще синонимом бреда – со всеми вытекающими из этого последствиями.) Но на самом деле, именно они являются главной «скрепой», определяющий то, как будет себя вести человек, и даже то, как он будет думать и чувствовать! Механизм тут довольно прост. Дело в том, что любая личность вольна использовать в своей жизни любые модели поведения – из тех, что существуют в общественном сознании. Человек может быть хиппи, исламистом, гомосексуалистом, либертарианцем, анархистом, православным хоругвеносцем, членом группы «Война», свидетелем Кришны, наркоманом, уличным гонщиком, любителем бизнес-тренингов, паркурщиком, членом «Сути времени» и т.д. – в общем, кем угодно. Он может поститься, молиться и слушать радио «Радонеж», а может бегать голым по улицам, может готовиться «бить чурок», а может желать убивать всех «неверных». При одном непременном условии – при том, что в этом случае он будет получать средства, достаточные для своего выживания и возможности держать выбранный «имидж».
А это условие как раз и определяется тем самым «марксистским базисом», над которым принято смеяться в позднесоветском/постсоветском мире. Нет, конечно, в любом достаточно сложном обществе существуют некоторые ниши, доступные для всех – ну, или почти для всех существующих моделей поведения, но, как правило, они крайне ограничены. Что делает большую часть их маргинальными – питающимися от «крошек», падающих с общего стола. Да и то, это, как сказано, лишь для сложного общества – «простые» социумы, как правило, подобных «крошек» не имеют. Этот момент, кстати, крайне важен для понимания процессов общественного развития, так как определяет крайнюю нелинейность социодинамики – но о нем будет сказано позднее. Пока же стоит указать самое главное – то, что большая часть людей неизбежно станет использовать те модели, которые наиболее «выгодны» для текущего экономического устройства. Нет, конечно, в условиях его быстрого изменения некоторое время может существовать парадоксальная ситуация, когда люди будут стараться «жить по старому», даже неся определенные убытки. Но рано или поздно, все должно прийти в соответствие.
Дело в том, что человек, избравший для себя «соответствующую» модель, как правило, очень быстро приобретает ресурсы, достаточные для дальнейшего изменения мира в свою сторону. Что еще больше увеличивает преимущества «правильного поведения». Именно это и приводит процесс превращения комсомольцев в исламистов в действие. В самом деле, в условиях начала передела имущества обретение статуса «воина ислама» является крайне выгодным. Ведь это дает возможность прикрываться «восстановлением исторической справедливости» в бывших исламских регионах при данном переделе. Отдай, сосед, мне свой дом – а не то «зарэжу», как неверного, потому, что это велит «учение». На самом деле, в том же Коране можно найти оправдание и противоположного поведения – т.е. возможности проживания представителей разных «религий книги» в одном государстве. Так было, к примеру, в Османской Империи. Но для указанной ситуации все это не важно – тут важен именно момент религиозной нетерпимости, позволяющий «перераспределить» имущество. А вовсе не мнения каких-то богословов.
* * *
Т.е., можно сказать, что ключевым моментом исламизации, причем исламизации крайне радикального образца, ведущей к появлению фундаменталиских организаций и прочих прелестей, является начало передела собственности. Причем, не просто передела, а передела, направленного на «восстановление исторической справедливости», т.е., передела, обращенного в прошлое. Именно этот процесс происходил на территории бывшего СССР в период его гибели, и именно этот процесс происходит теперь на Ближнем Востоке, где демонтируются модернистские режимы XX века. В основе колоссальной психологической перестройки миллионов личностей, превращающих их из довольно современных людей в тех, кто может совершенно добровольно забивать женщин камнями за «не совсем допустимое поведение» (хотя еще недавно не видел в нем ничего страшного), а для себя считает возможным погибнуть ради торжества ислама, лежит вовсе не деятельность исламских проповедников. И уж конечно, не какие-то «тайные технологии», лежащие в основе данного процесса. А совершенно обыденные, можно сказать, даже мало кем замечаемые вещи, вроде того, что именно радикальные исламисты оказываются в текущих условиях самой значительной силой (способной, как уже указывалось, к «перераспределению»).
То же самое можно сказать и про все иные варианты массового психологического изменения, включая украинский. На самом деле, никакие «тайные методы», вроде пресловутого «25 кадра» (в реальности являющегося чистым «разводом»), никакие загадочные «майданные чаи» и прочая конспирологическая чушь для этих изменений не требуется. Более того, даже ставшая притчей во языцех телевизионная пропаганда на самом деле, играет намного меньшую роль, нежели указанная особенность соответствия применяемых моделей поведения существующим условиям. Другое дело, что она может «подсказывать», какие модели следует применять – но если они не соответствуют социально-экономическим особенностям текущего общества, то влияние данной пропаганды будет ничтожным.
Именно это, к примеру, случилось в позднесоветский период, где реально мощный пропагандистский государственный аппарат, как может показаться, проиграл жалким усилиям диссидентов и западных «голосов». Для объяснения этого парадокса что только не придумывается – к примеру, то, что советский «агитпроп» захватили антисоветчики и начали гнать по нему антисоветскую пропаганду.
На самом же деле подобная ситуация была лишь в самом конце 1980 годов – до этого агитация была достаточно «правильная», вот только ее влияние на общество было равно нулю. Поскольку пропагандируемые модели (скажем, «честный труд на блага общества» или «гражданская активность») вели не к улучшению положения гражданина, а к его ухудшению. В то же время тот, кто вместо траты своего времени на общественно-важные вещи уделял все внимание личным благам, однозначно «поднимался наверх». Да что там спекулянты, кооператоры и «участники НТТМ» - даже «бухать» было делом более удобным, нежели работать на благо родины (в этом случае, правда, речь шла лишь об обретении психологического комфорта, но и то хлеб…)
Самое неприятное во всем этом то, что указанная причина изменений, как правило, но осознается. На самом деле, уже не раз помянутая уверенность в неизменности психики приводит к тому, что человек рассматривает любые «внешние» перемены, как не влияющие на его «внутреннее устройство». Дескать, ну и что, что «разрешают кооперативы» (на самом деле, ключевым тут был допуск последних к «безналичным расчетам») или даже разрешают частную собственность. Я все равно остаюсь прежним, хорошим человеком, и все окружающие тоже – думал постсоветский гражданин. Зачастую осознание произошедшего приходило лишь тогда, когда «его завод» закрывался по желанию «нового собственника» - это для «невписавшихся в рынок». Или когда приходили сведения, что вчерашний партнер «заказал его» киллеру – для «вписавшихся». Ну, или тогда, когда еще недавно «добрые соседи» по-соседски советовали: валил бы ты в свою Россию, а то зарежем, как овцу. Это, понятное дело, для тех, кому вообще не повезло.
* * *
Однако, не будем исключительно о грустном – иначе может показаться, что мы полностью «перевернули» исходную тему, и вместо разоблачения идеи о людском несовершенстве принялись доказывать последнее. На самом же деле, указанная ситуация со стремлением психики соответствовать социально-экономическим условиям, и, что самое главное, производственным отношениям, прекрасно «работает в другую сторону». А именно – она позволяет достаточно легко не только привести к падению человека в самую ужасную дикость, но и к поднятию его на крайне высокие уровни развития. На самом деле, мы имеем практически неоспоримый пример данного восхождения – поведение советских граждан во время Великой Отечественной войны, когда они явили пример массового героизма. Героизма, который до того мог соотноситься исключительно с поведением отдельных, «совершенных» личностей. Но, разумеется, исключительно с темой войны данная особенность не связана – на самом деле, она охватывает намного большее. Практически вся советская история до момента начала гибели страны представляет собой ни что иное, как непрерывное восхождение, обретение массами людей самых совершенных моделей поведения. Причем, что немаловажно – в самых стесненных условиях. Однако обо всем этом надо будет говорить в следующей части…
|