Оригинал civil-disput.livejournal.com 10.10.2015 14:15
Продолжаю разговор о критическом сбое международной системы безопасности[1] , начатый на полях семинара московских обществоведов, педагогов, писателей, деятелей искусства и бизнеса «Зеленая Лампа»[2] .
Долго разгоравшийся конфликт России и Запада достиг в Крыму стадии почти открытого противостояния – если бы не внезапность действий Москвы и не подавляющая поддержка местного населения. Не столь уверенные действия на другом направлении – в Донбассе, однако, привели к многочисленным жертвам и общественным сомнениям в целесообразности и возможности русского бунта против всемирной олигархии, чьи позиции сильны и в самой России. Наконец, внезапное ближневосточное выступление России во главе антизападных, прежде всего, антиамериканских сил региона, вновь смешало все карты и вызвало очередной раскол в умах: война или торговля?

Известный американский политолог и бывший посол в России Майк Макфол уверен, что поражение в «холодной войне» принесло не горе, а благо побежденным.
Дипломат разочарован тем, что «ставшее более богатым, чем когда-либо в своей истории, российское общество»[3] , выбрало не мир на американских условиях, а Крым.
В свою очередь, старинные русские купцы и промышленники, похоже, исходили из иного мнения, донося о своих беспокойствах в столицу:
«Англичане вытесняют нашу торговлю со среднеазиатских рынков и угрожают уничтожением всякого нравственного значения нашего, а с ним и всякого сбыта произведений»[4] . И далее, по смыслу, «царь, введи войска»!
Так кто же прав? Война – враг торговли или ее друг?
При всем уважении к экспертному мнению, нельзя согласиться сразу с обеими оценками.
Хотя, с нравственной точки зрения, мы полагаем, что торговать, безусловно, приятнее. Ведь это основа либерализма! Правда, английского.
Первые русские либералы – великая княгиня Елена Павловна, граф П. Д. Киселев, граф Д. А. Милютин, и другие участники кружка, готовившего отмену крепостного права, были империалистами. Павел Дмитриевич встал твердой ногой в Молдавии. Дмитрий Алексеевич провел реформу армии, обеспечившую реванш после Крымской войны, Елена Павловна многое сделала в грозные годы по медицинской части. Но и либералы, с другой стороны!
Русский капитализм был одной целью их реформ, а другой – Балканы. Джон Локк, чьими взглядами они вдохновлялись, впрочем, тоже был человеком не без военного «греха». Просвещение среднего сословья стало занимать его на склоне лет, тогда как бурная молодость была отдана заговорам, войнам, революциям.
Мир возможен там, куда его принесли, не так ли?
Но кто-то должен это сделать.
Знаменитый американский писатель и предсказатель будущего Айзек Азимов исходил из обратной посылки. Послами его галактической империи являются торговцы, а лишь затем приходят солдаты. Хотя азимовскую сагу про Foundation, как говорят, изучают в Вест-Пойнте, на практике американского имперского строительства это нисколько не отразилось. Сначала все-таки бомбежки.
Может быть, это какое-то отклонение в поведении либеральных торговых держав, временная трудность? Не можем, как говорится, спать спокойно, пока жив хоть один диктатор? Нет, это не отклонение.
Утверждению новой торговой гегемонии каждый раз предшествовала гегемония военная. Так поступали испанцы, голландцы, англичане и русские.
Классический мудрец античности Марк Катон Порций, желая склонить соотечественников к войне, показал в Сенате привезенные из Карфагена роскошные плоды. И вслед за этой демонстрацией сенаторы кинулись вовсе не за кошельками, а к оружию.
История – наука, далекая от точности. В нашей стране этот ее недостаток неизменно служит оправданием всем тем, кто привык полагаться на инстинкт импровизации. Увы, мы сплошь и рядом сначала попадаемся на удочку умственной лени, а затем впопыхах импровизируем там, где противник демонстрирует системное знание, – и своих интересов, и наших слабостей.
В этой связи уместно вспомнить блестящую характеристику англосаксонского ядра, ныне руководящего политикой всего Запада, которую в 1912 году высказал русский военный разведчик и стратег Александр Ефимович Едрихин: «Простая справедливость требует признания за всемирными завоевателями и нашими жизненными соперниками англосаксами одного неоспоримого качества. Нигде и никогда, ни в чем наш хваленый инстинкт не играет у них роли добродетельной Антигоны (идеал верности божественным законам – Авт.). Внимательно наблюдая жизнь человечества в целом, и оценивая каждое событие по степени его влияния на их собственные дела, они неустанной работой мозга развивают в себе способность на огромные расстояния во времени и пространстве видеть и почти осязать то, что людям с ленивым умом и слабым воображением кажется пустой фантазией». (1)
Эти слова нисколько не потускнели от времени.
Много ли обнаружится примеров, когда заклятые партнеры в своем предвидении опирались бы на молочные реки и кисельные берега свободной торговли? Доктрина Джеймса Монро, «большая дубинка» Теодора Рузвельта, «арсенал демократии» Франклина Рузвельта, «сдерживание СССР» в годы холодной войны, наконец, планы построения «невинной империи» Тома Вулфовица («он не ястреб – скорее, велоцираптор», – отзыв одного из коллег последнего крупного стратега США), убедительно свидетельствуют о том, что и наши военные интересы должны иметь известный приоритет перед торговыми. По меньшей мере, потому, что нас к этому вынуждают.
Как гласит документ Вулфовица, опубликованный в 1992 г., основная цель США состоит в том, чтобы «предотвратить появление нового соперника, как на постсоветском пространстве, так и в любом другом месте земного шара, который будет представлять угрозу схожую с той, что представлял для нашей страны СССР. Это положение является основным в новой стратегии обороны. Мы должны постараться предотвратить появление враждебных региональных держав, которые с помощью своих ресурсов могут быть способны получить глобальный контроль в международных отношениях».
То есть, дело не в отражении конкретных угроз, – их и не было!
Нисколько не занимала автора стратегии ориентация кого бы то ни было на западные ценности, чем вполне может гордиться выросшая за последние двадцать лет в России новая народнохозяйственная элита, – но об этом ни слова. Прекращение войн и мирное приобретательство не имеют значения. Питаться соками полуживой жертвы, ревниво наблюдая за малейшей попыткой подняться и спастись, – вот в чем забота хищника.
Доктрина Вулфовица включает 6 статей, поочередно рассматривающих такие вопросы, как положение США в качестве единственной сверхдержавы, способность США формировать мир, однополярность мировой политики, обоснование американских превентивных действий, российская угроза (в 1992 г. – это сильно!), наконец, энергетическая политика.
5/6 объема стратегической доктрины США посвящены тщательнейшему изучению возможностей наращивания и проекции силы, и лишь 1/6 текста трактует вопросы того, как США намерены обустроить мирную торговлю, да и то лишь в одном отношении: ради сохранения за собой рычагов контроля на рынке энергоносителей.
Но опять, с учетом главного, – невозвращения России из забытья.
Время все лечит, но далеко не всех. Способы действий, примененные американцами против российских интересов на Украине, как и те, что практикуются гегемоном повсюду в мире, могут отличаться от того, что было предусмотрено двадцать лет назад, но цель стратегии осталась прежней.
Таковы партнеры.
Далее, необходимо отметить, что глобальная система международной торговли, в которую более 20 лет назад включилась и Россия, не является ни свободной, ни конкурентной. Ее правила написаны Западом и в интересах Запада, и, в своей основе, представляют собой правила взимания дани со всех остальных стран мира. Эти правила предоставляют определенные преимущества компрадорским элитам или отдельным индивидуумам на периферии, дают известную свободу экономического маневра, назначают своих чемпионов доверчивости и лояльности, они допускают локальные накопления, на эти правила можно даже пожаловаться… их авторам или выгодополучателям. Но, в конечном счете, система мировой торговли представляет собой изначально нечестную игру, где права собственности и суверенитета, кому бы они ни принадлежали изначально, неизбежно оказываются в руках Запада. Или, точнее, в руках примерно 50 миллионов человек, составляющих ядро западного политико-финансового механизма.
За пределами этого круга участие в системе сводит роли даже королей и президентов к положению простака на чужой ярмарке.
После известных и довольно длительных колебаний, предупреждений и попыток договориться о чем-то ином, российское руководство открыто выступило против такого положения.
Но жульническая ярмарка имеет и хорошо продуманную систему охраны, вооруженную изощренными средствами силового воздействия, а хозяин балагана уверен, что побег из него невозможен. Что это «рецепт катастрофы» для любого бунтовщика.
Мы, в свою очередь, убеждены, что хозяин ошибся.
О нас самих следует сказать, что становление сознания и воли новых общественных сил происходило в неизмеримо более низком темпе, нежели разрушение прежнего исторического бытия.
Разрыв в процессах ухода старого и становления нового все еще представляет собой главную внутреннюю угрозу и, в конечном счете, определяет выбор Россией ее стратегии.
Наша страна трудно преодолевала «синдром распада СССР», и едва ли преодолела его до конца. Мы на самом деле представляем собой систему лишь в проекте, не собранную, раздираемую противоречиями.
Подготовительная работа к тому, что мы видим теперь в наличной форме, по необходимости велась эзотерически: сравнительно узким кругом лиц, внутри властной вертикали, в стенах отдельных ведомств, НИИ, КБ. Общество в широком смысле не было к этой работе причастно. Вот почему, говоря языком философии Гегеля, современники революционных перемен, «видят перед собой как бы чудо и, когда все, что есть внутри, выступает наружу, удивляются, откуда это все произошло».
Тут и подстерегает нас разрыв уходящей реальности и того нового, что ею становится. Сталкиваясь с необходимостью различения и выбора, общее мнение часто усматривает в этом лишь противоречие.
«Почка исчезает, когда распускается цветок, и можно было бы сказать, она опровергается цветком; точно так же при появлении плода цветок признается ложным наличным бытием растения, а в качестве его истины вместо цветка выступает плод. Эти формы не только различаются между собой, но и вытесняют друг друга как несовместимые». (2)
Российское общее мнение зачастую напоминает садовника, который, собирая плоды, горюет по ушедшим цветам.
Этот ментальный разрыв будет сохраняться, пока эзотерическая политика не получит рассудочной опоры в привычной для миллионов россиян повседневности. До тех же пор, и, вероятнее всего, достаточно долго политика будет оставаться лишь целью людей, способных видеть дальше других, но не сутью общероссийского дела.
Суть дела включает не только цель, но и ее осуществление. Не нужно быть философом или пророком, чтобы предсказать опасность затухания энергии целеполагания при столкновении с пассивностью миллионов, не находящих или даже не желающих искать в этой цели себя. Мы, как говорится, это уже проходили: «наша цель – коммунизм».
Крым то наш, но усилия, которыми он только и мог стать нашим, не были собственными усилиями большинства. Большинство не ставило такой цели и не ожидало такого результата. Для большинства происходящее в стране и в мире представляет собой картинку в телевизоре, тенденцию, но не суть повседневности. Большинство привыкло считать нормальным уже ушедшее и не замечать своего положения простака в балагане. Речь идет не только о позиции обывателя.
Нужно прямо признать, что наши общественные силы в целом пока не достигли того ментального поворота, который сделал бы их полноправными соучастниками геополитических прорывов власти, и опорой дальнейшего восстановления российского дела.
За очень редкими исключениями, которые тем и краше, новый буржуазный класс оказался столь беден энергией и мыслью, что их едва хватает на то, чтобы доползти до ближайшего оффшора и там сразу сдаться. Буржуазия в России формальна в такой же степени, что и коммунист на партсобрании. Она преданно смотрит в глаза власти, но почему-то всегда должна Западу больше, чем своей стране. Не очень Россию любит, и не способна в целом, как социальный слой, быть мотором ее развития.
Столь же безынициативными выглядят наши управленцы, ученые, педагоги и деятели искусств. Хорошо уже то, что в отличие от лиц «свободных профессий», эти насельники бюджета перестали быть деструктивной силой. Но и конструкторами будущего они пока не стали.
В обществе возобладал тип успешного потребителя, начинающего забывать грамоту и лица соседей. 63 % опрошенных в этом году россиян уверены, что их соотечественники не имеют навыков коммуникации или представлений о правилах приличия. Общество становится толпой – пока управляемой, но управляющие «на местах» сами мало чем отличаются от толпы.
Эта объективная реальность задает определенные ресурсные и социальные ограничения в осуществлении национальной стратегии.
В отличие, скажем, от своего американского коллеги, российский планировщик не может рассчитывать на щедрые инвестиции в свой продукт со стороны национально ориентированной и богатой буржуазии. Привыкнув к роли компрадора или ресурсного донора Запада, обладатели крупных капиталов не выработали в себе новатора, охотника за талантами и умами. Российский капитал очень плохо слышит сигналы власти, ориентированной на создание нового технологического уклада.
Может ли тот же планировщик ожидать живого отклика от творческой интеллигенции, чьи творения вдохновят, поведут за собой или, по крайней мере, предоставят хоть какое-то оружие против идеологической диверсии? Скорее всего, тоже нет. Российский интеллигент это скорее копировщик, чем творец. Отвыкнув от советских лекал, взялся за лекала западные, но выходящие из творческих мастерских работы оставляют российское общество равнодушным. А исключения можно пересчитать по пальцам. До массового производства нового стиля эпохи нам еще далеко, мы также теряемся в догадках, что он должен из себя представлять?
Наша школа – средняя и высшая, подвергается бесконечным реформам, «бессмысленным и беспощадным». Ее типичный продукт – не интеллектуал, не специалист, не патриот[5] , и не созидатель, а некое «поколение Х» с более чем туманной жизненной позицией, представляет собой скорее угрозу, чем возможность для стратегии власти.
Все эти наши беды, конечно, условны.
Они не являются виной конкретного злого гения, или чьей-то ошибкой, а представляют собой, по сути, будущее в процессе трудного рождения.
С одной стороны, задают векторы деятельности, способной превратить текущие недостатки в преимущества, с другой – не создают необходимой для этой деятельности актуальной опоры.
Для блага своей цели государственный планировщик должен смириться с тем, что выбирая между войной и торговлей, он не может рассчитывать ни в одном из случаев на автоматическую поддержку миллионов. И научиться действовать, исходя из таких условий.
Это известная технологическая новость в сравнении с тем, как ощущала себя власть прежде, когда она опиралась, как ей казалось в советский период, на интересы трудящихся по поводу их будущего, но это были интересы, воображенные самой властью, или в ранний постсоветский период разрушения, когда власть апеллировала к прежнему недовольству советской системой, – также большей частью недовольству воображенному.
Острота геополитического противостояния с Западом требует властного реализма, основанного на холодной логике. А коли так, нужно признать, что никто сейчас в России не может иметь интересов по поводу будущего, и что предугадывание таких интересов попросту непродуктивно. Нельзя угадать то, чего нет. Ведь будущее еще не возникло. Полагать же, что впереди есть какое-то конкретное и «уже всем известное» будущее, и что у кого-то к такой пустоте может возникнуть эмоциональное отношение, логически абсурдно. Столь же бессмысленной является и опора на эмоциональное отношение к прошлому – его ведь тоже уже нет. И власть не собирается еще раз его построить, не так ли?
Непревзойденный успех пропаганды сталинского периода не был связан с тем, что Сталина представляли как продолжателя дела Ленина. Напротив, успех был достигнут за счет создания образа человека, живущего здесь и сейчас, современника. Современником поколения, победившего фашизм, был ведь не только Сталин. Людей вдохновляли образы челюскинцев, стахановцев, ворошиловцев. Позже эта практика стала забываться, пока совсем не выродилась в прославление престарелых членов Политбюро. А ведь помимо них и плакатных героев космоса были еще неплакатные герои Кореи, Вьетнама, Анголы, Афганистана и мирного строительства, окруженные молчанием. Такие герои есть у нас и сейчас. Но страна не знает их имена. Идеологическая работа с опорой на позитивный пример современника практически властью не ведется.
Между тем, популярные сетевые ресурсы кишат образами антигероев. Люди это читают и пытаются подражать.
Такое положение следует исправить.
Помимо идеологических посланий, адресованных обществу, власть также должна выработать идеологию и для себя. Последняя задача даже более важна, коль скоро властный слой выступает главным актором перемен.
Идеология элит отличается от идеологии масс тем, что гораздо точнее указывает на стратегическое направление. Это, по сути, мессианская идея.
И выбор тут невелик: это либо мирная мессианская идея, либо та, что связана с насилием. Торговля или Война.
Особенность современной ситуации в мире состоит в том, что действующая система торговли полностью устраивает лишь 50 миллионов ее выгодополучателей, о чем говорилось выше. Российская элита, наряду с огромным большинством участников международных торговых отношений, в их число не входит. Выступать адвокатом или чемпионом несправедливых правил России нисколько не выгодно, изменить их одними лишь петициями к гегемону не удалось, тогда что же получается – война? Но война войне рознь, и война за переустройство системы торговли необходимо предполагает участие торговца.
Российская мессианская идея, следовательно, должна обнимать обе эти ипостаси.
К счастью, такая задача не является для России абсолютной новостью. Исторически российское дело и сама Россия как раз и возникли из такого совмещения. Правда, эта специфическая форма торговли давно не практиковалась и потому, даже читая учебник своей истории, мы видим в ней одно лишь противоречие: либо конфронтация с Западом, либо «мирный» вывоз на Запад наших ресурсов.
Между тем, в начале своей истории Русь избежала обеих крайностей – не вступая в военные конфликты с Европой или Азией, она и не платила за мир данью. Напротив, русские князья сами получали плату с участников международной торговли, поставляя им военно-торговые услуги, а именно, возможность безопасного прохода «из варяг в греки» или по волжско-каспийскому пути с Балтики на Ближний Восток. Об этом написано в любой книжке по русской истории, но мы почему-то не понимаем устройства нашей ранней экономики, не видим в ней ее истинного значения или думаем, что это какой-то «ранний примитив».
Примитив или нет, но США в наши дни зарабатывают тем же способом, неустанно защищая морские пути сообщения, так называемые SLOC.
Сжатие социальной системы, произошедшее в постсоветские годы, нераскрытость общества в целом для будущего, и невозможность сохранения прежней роли в мировой системе без риска разрушения государства, взятые в совокупности, вновь подводят элиту России к тем же решениям, с которых некогда Россия началась.
«Русские в Сирии» – такая ли уж это новость для историка? Некоторые исследователи уверены, что дружины княгини Ольги и там успели побывать[6] .
По частным вопросам можно спорить, но не вызывает сомнений, что общественное производство военно-торговых услуг заложено в самой генетике российской социальной системы, предопределено положением этой системы в мировом пространстве на торговых путях из Европы в Азию. Это наш путь.
Попытки изменить российский генетический код неизбежно заканчивались провалами, тогда как его раскрытие дарило Евразии мир, а России – процветание. Уверен, что так будет и впредь.
Конечно, такое будущее предполагает целый ряд условий.
Это социальная идеология власти, нацеленная на рост населения, вместо выжимания из него последних соков.
Это промышленная идеология, благосклонная к постоянным техническим новшествам.
Система образования, способная воспитать воина и созидателя.
Внутреннее устройство власти, отдающее приоритет
духовному перед материальным,
общему перед частным,
справедливости перед формальным законом,
служению перед владением,
и власти перед собственностью.
А деньги? Деньги и рынки появляются не стихийно, и не по мановению «невидимой руки» Адама Смита.
«Возьмем гипотетический пример. Допустим, король хочет обеспечить снабжение постоянной армии численностью в 50 тыс. человек. В условиях Древности или Средневековья прокормить такое войско было целой проблемой: если оно не было в походе, то нужно было задействовать почти столько же людей для размещения солдат и для закупки и транспортировки необходимых им товаров. С другой стороны, если вы просто даете солдатам монеты, а потом каждую семью в королевстве обязываете вернуть вам одну из этих монет, то вся экономика страны, как по мановению волшебства, превращается в огромную машину, работающую на снабжение армии, поскольку теперь для того, чтобы получить монеты, каждая семья должна каким-то образом содействовать общим усилиям по обеспечению солдат необходимыми им вещами. Рынки возникают как побочный эффект.
Это сильно упрощенная версия, но совершенно очевидно, что рынки стали возникать вокруг древних армий; достаточно взглянуть на трактат Каутильи «Артхашастра», сасанидский «круг суверенитета» или китайский «Спор о соли и железе», чтобы убедиться в том, что древние правители в основном занимались тем, что размышляли над взаимосвязью между рудниками, солдатами, налогами и продовольствием». – Дэвид Гребер, «Долг. Первые 5000 лет истории»[7]
Иными словами, деньги являются функцией и знаками власти той силы, которая приносит мир на торговые пути, делая товарообмен возможным. История не предполагает другого ответа, всякий раз демонстрируя нам возникновение новой денежной системы там и в то время, где перед тем сложилась военная гегемония. Проекция новой силы и эмиссия конкретной, устраивающей ее формы денег представляют собой две стороны каждого цикла производства военно-торговых услуг. История долларовой системы является классическим подтверждением этого правила.
Сегодня мировая торговля оказалась в тупике не потому, что ее обслуживает мало денег, а вследствие того, что прежняя военная гегемония стремится посеять хаос на торговых путях в Евразии.
Наконец, логическая красота идеального лежит в основе того, что принято называть житейской мудростью. Любой член военно-торгового общества оценил бы философскую глубину трех простых установлений: на фасаде дома – имя его владельца, цитата из Священного Писания и год постройки.
В Швейцарии встречаются даты вплоть до XIV в.
А нам-то что мешает?
(1) Вандам (Едрихин) А. Е., Геополитика и геостратегия, Сост., вступ. ст. и коммент. И. Образцова; заключ. ст. И. Даниленко. Жуковский; М.: Кучково поле, 2002.
(2) Гегель Г.В.Ф., Феноменология духа/Пер. с нем. Шпета Г.Г., комментарий Селиванова Ю. Р. – М. Академический Проект, 2008.
PS: Вы можете присоединиться к клубу «Зеленая Лампа», чтобы принимать участие в наших встречах в скайпе и реале, отправив мне личное сообщение. Сообщение должно содержать ваш логин в скайпе и адрес электронной почты.
"Зеленая Лампа" в Живом Журнале [2]
Дополнительные контакты:
vk.com/id196439645
www.facebook.com/milutinev
Ссылки
[3] – | «Противостояние путинской России» (статья М.Макфола в NY Times, полный перевод) | Новое Информационное Агентство
24.03.2014 17:33
newia.info/14977
|
|